Тря дня без Христа

Иосиф: Я обещал Пилату, что похороню всех осужденных до наступления Пасхи. Таково было его условие. Никодим оставил масла и благовония, которых хватит, чтобы достойно погрести несчастных – спасибо, что не отказал мне в этой просьбе. Я прошу у вас обоих помочь мне. Я старый человек и без вашей помощи мне придется тяжело.

Никодим: Я пойду. Мне некуда торопиться.

Центурион: Я обязан помочь вам похоронить всех.

Трое мужчин удалились с места погребения. Для них этот день еще на закончился, но для остального Иерушалаима солнце перестало светить. Город уснул, изможденным событиями ушедшего дня. Город остался без Бога.

Еще на два дня.

СУББОТА

четырнадцатый день месяца Нисана

После поимки Учителя Его последователи мелкими группами разбежались по городу и прятались, опасаясь жестокой расправы над ними. Их сердца сковал ужас от увиденного уничтожения Того, Кого они считали сыном Бога и который так страшно и бесславно умер на глазах смеющейся и издевающейся толпы. Всё, что знали они теперь – обрывки слухов, догадки и страшные предчувствия. В Иерушалаиме наступил новый день, но повсюду в городе прятались те, для которых так и не закончилась беспросветная мгла и дикое отчаянье…

Погреб

в небольшом складском помещении рыбной лавки.

Ее хозяин был родом из Каны Галилейской, и его сын играл в детстве с братьями Филиппом и Варфаламеем. Вместе детьми они удили рыбу, втихаря забирая снасти у отцов. Отказать он им не мог – они просили спрятать их в чужом городе, но радости ему от этого было мало. В погребе прятались трое – Варфаламей, Филипп и Фома. Ученики знали о нежелательности их пребывания в этом погребе, но страх быть пойманными и замученными до смерти вынуждал их злоупотреблять скупым гостеприимством хозяина рыбной лавки. Они постеснялись попросить место для сна, а он и не предложил. Втроем он расположились по углам погреба, боясь лишний раз пошевелиться. В последний раз они ели в четверг на вечере в доме Симона-прокаженного.

Филипп: Они не придут. Никто больше не придет. Всех давно уже переловили и пытают во дворце Каиафы.

Они ждали братьев Петра и Андрея – своих земляков, которым по большому счету, тоже некуда было бы деться в этом большом и чужом городе. Никто ничего не хотел отвечать Филиппу. За второй день пребывания в этом погребе они уже вдоволь наговорились и уже надоели друг другу так, будто прожили в этих стенах три последних года.

Фома: Чем дольше мы здесь сидим, тем страшнее становится здесь находиться. Рано или поздно хозяин сдаст нас властям. Я знаю, зачем мы все еще сидим здесь. Мы ждем завтрашнего дня. Мы ждем чуда. Мы ждем, что этот ужас кончится. Но завтра ничего не произойдет. Если бы Он мог что-то сделать, то сделал бы. Еще вчера сделал бы. Он избавил бы Себя и нас от этого дикого, от этого всё съедающего ужаса! От этой непостижимой боли, от этой дикой охоты на слабых и бесправных людей, которые не знают что ответить свои полоумным палачам! Никого нет. Ничего больше нет. Он учил нас, чтобы мы учили других. А что я скажу тем другим, если спросят меня, где же нынче ваш Спаситель? Кого Он спас, если даже Себя спасти не смог? Что я им тогда скажу?