Триада

Лати расхохотались, глядя на Пивси. Тётка Кафизель, утирая слёзы, выступившие от смеха, сказала:

– Это ж где он инженер? Какие шестерни он крутит у девок в постелях, а?

– Ничего не крутит он. – гордо сказал Пивси. – Дежи такие, что вам рядом и не стоять. Хитрые они и умные. Из любой передряги вылезут – не замараются.

– Ну так расскажите нам. – усмехнулась Джерис. – Сколько сказок рассказываете, да ни одной про умного дежу не было.

– Было, рассказывал! – упрямился Пивси. – Не помните ничего. И не сказки это всё. А истории правдивые. Вот только старые.

– Это те, что твой дед-дурачок тебе говорил? – рассмеялась тётка Кафизель.

– Цыц, скверная баба! – ударил Пивси кулаком по дереву. – Деда моего ты не трожь! Он у меня рыбаком был, со многими общался, многое знал. Вам до него… Далеко, в общем, вам до него. Что тут говорить, если вам, бабам, даже загадки простые не под силу.

– Это какие такие загадки? – заголосили женщины.

– Да вот, самая обычная. Отчего солнце ночью прячется?

Тётка Кафизель закатила глаза и ещё быстрее стала паковать свои тюки.

– И нет у тебя ещё мозоли на языке с этой загадки? Тошно всем от неё. Хоть бы раз ответ сказал.

Пивси захихикал.

– А мой дед в своё время отгадал. И я потом отгадал.

– У вашего деда, небось, волос чёрный был, раз так умён? – спросила Джерис.

Пивси закряхтел от раздражения.

– Полнее раньше жилось. – сказал он. – И люд интересный был. Не заскучаешь. Вам-то, молодняку, хоть бы что – вы только нынешний уклад знаете. А я, как только ложку в руках держать научился, уже все рассказы деда своего наизусть рассказать мог. Чувствую, так сказать, принадлежность.

– А что б сказал твой дед на то, что его умный внук в фонарщики подался? – спросила Кафизель.

Пивси отвернулся.

– Мой дед славным мужиком был. – пробормотал он вполголоса, но так, что б его слышали. – И с аргвалами он водился, и с дежами. За своего приняли. Друзья у него были какие-то влиятельные. Вроде как, владыка сам. Не просто так. А потом, как 87-ая Эгара настала, так и пропали все. Пришёл летоход один, да почти пустой. Искали, конечно, остальной-то народ, но не нашли никого. Даже на мой век попадались смельчаки – на Деджу кораблями уплыть хотели – да куда там! Нет там ничего, один океан. Эх, рассказывал дед мне, какие Торгованы были – нам и не снится сейчас такое! Уйма чудес было – не счесть.

– Уж не таких ли, какие Таррель на ярмарку привозит? – спросила тётка Кафизель.

– Да то, что он сюда приносит это – тьфу! Ерунда! – горячо ответил Пивси.

Ему не терпелось рассказать одну-другую историшку, но без уговоров слушателей давать волю языку он не хотел, а только многозначительно кивал головой, приговаривая: – Да, да… такое у нас бывало! – и прикрывал глаза.

– А дежи глупые бывали? Про такое послушала бы. – сказала Джерис.

– А вот и нет! – выпалил Пивси и разразился речью: – Был, значит, дежа один. С Аргваллиса он приплывал одно время, в последние годы перед концом Торгована, ну и пропал, соответственно, вместе с остальными. Так говорили, что он в плену у сатдунов был – не дружат же дежи с сатдунами – и поймали они его, чудом жив остался, сбежал. Да вот только сбежал не с пустыми руками, а удалось ему прихватить кое-что с собой. Говорят, с сатдунами лучше дружить, а не бороться, неведомая сила у них какая-то есть, да и непокорные они. Представьте, если б у нас на Эллатосе был народ такой, что не принадлежит и не служит никому, да при том может все земли на колени поставить? Вот. Ну, значит, повздорил с ними хорошенько этот дежа и кинули его в подземелье, уж на растерзание кому оставить хотели или гнить под землей – неизвестно. А он всё примечал – каждое слово сказанное, каждую птицу, пролетевшую за окном, каждого охранника и ключеносца. Понял он, что нет равных сатдунам в слухе, а вот глаза частенько их подводят – пуще всего, когда мрак и темнота спустятся. До того случая не приходилось ему с сатдунами встречаться, только с чужих слов слышал, потому и пришлось всё разведывать самому. В итоге, удалось ему все-таки сбежать оттуда одной ночью…