Тряхнем стариной!

— Мяса не ем, талию хочу, — показала я попу место, где должна быть эта самая талия. Приблизительно рукой повела, так-то и самой непонятно где.

— А-а-а… Как Кощей, что ли? — посветлел лицом Енотий.

— Ага, как он. Давай, не тяни кота за… хвост, у меня еще дел полно.

Не знаю, халтурил поп или нет, мне на крестинах бывать не доводилось, особенно таких нетрадиционных. Явно что-то не такое, как у нас. Но он ребенка забрал, обсмотрел со всех сторон — хвост, что ли, искал? Хорошо Скарапею не заметил! — потом чего-то пробормотал, хмуро и решительно, и опять в меня ткнул пальцем.

— Крестные родители кто?

— А? — переспросила я. — А нет никого. А что, нужны?

— Он же у тебя сирота?

— Ну, наверное, — вздохнула я и почему-то подумала, что я как-то той женщине с ходу поверила, а может, напрасно? Может, и не сирота он вовсе? Может, его вообще украли? Может, не было никакой умершей матери, а все проделки очень неприятной женщины? — Найдем, если нужны…

Поп закивал сурово, а я задумалась. Вот кто у меня на примете есть? Из доступных нелюдей у меня вокруг только змея, русалка немая, волк, водник, домовые, медведь и кот…

— О! — осенило меня так, что я указательный палец даже подняла вверх. — Сейчас приведу.

Медведь Полкаша сидел, приунывший, без Скарапеи-то и вовсе скучно, а попу на глаза показываться боязно. Я так поняла, что ему в таком виде перед людьми совершенно никак нельзя, то есть мы свою цель достигли. Ничего он про меня или округу не расскажет. Вот только сидел он грустненький, морду в ладони уткнул. Жестоко я с ним, но иначе никак.

— Так, Полкаша, поднимай седалище, следуй за мной. Младенца окрестить надобно. Крестный отец нужен, — скомандовала я, хлопнув себя по бедру. Звук получился оглушительный, даже у меня в голове зазвенело, бедро колыхнулось как море синее — туды-сюды.

— Не пойду я с тобой, нечисть, — завел свою волынку Полкаша, ревя медвежьим ревом. — Одно зло от вас да огорчение. 

— Я тебя сейчас еще и не так огорчу, — пригрозила я. Надоели уже, честное слово! Один Анчутка умница, ну еще домовые, Скарапея... Все, кто не люди, короче. Тьфу. — Будешь кочевряжиться — вообще колодки надену. Ты меня знаешь, я ж Яга. Страшная баба и очень злобная. А ты ко мне пришел, но сделал это без уважения! 

— Воли много вашему брату, — сказал Полкаша, поднимаясь все-таки на ноги, хотя и без особого энтузиазма. Но я поспешила организовать ему мотивацию:

— Хочешь обратно, чтобы бабы падали, тогда шевели задницей. Иначе там хвост отрастет! Миленький такой, медвежий.

Полкаша с полпинка выскочил из избы, пасть раскрыта, лапы волосатые, грудь человеческая колесом, еще и орет обиженно. Надо заметить, что нервы у попа были железные. А может, он у меня и не такое видал. Но при виде полумедведя Енотий только закряхтел. Сдержался, карами и бедами на голову грозить не стал. Оно-то и верно, мало ли, какое у меня сейчас настроение, может, лучше лишний раз меня не нервировать. А то одним медведем больше, одним меньше — Бабе Яге-то без разницы!

А дальше началась какая-то ерундистика. Енотий что-то мудрил как заправский химик, доставал из котомки какие-то травки и вещества. Ладаном — или чем там — пахло теперь настолько сильно, что у меня голова поплыла. Это что, специальное средство против нечисти? Или просто я на запахи реагирую? Полкаше было вроде как ничего, а Скарапея тихонечко из корзинки смылась, не выдержала, бедняжка, накала страстей и теперь пряталась где-то в траве.

— Как кликать будешь? — спросил у меня поп, когда с приготовлениями было покончено. И пока еще безымянный младенец лежал на белом отрезе ткани на пенечке.

— Джонатан? Михаил? Ким? — перечислила я три имени, которые мне очень нравились. Или скорее их обладатели, которые там, в другом мире, остались. Но отец Енотий мой выбор почему-то не одобрил.

— Бесовские имена, тьфу!

— А как тебе надобно? — я устало махнула рукой. Вот нет ничего хуже, чем все эти обряды!

— Павсикакий, Любодрон, Родогаст, Антилох, — начал перечислять отец Енотий. Вот тут уж я разъярилась:

— Сам ты лох! Какой Радагаст? Гэндальф еще скажи! Нормальных имен, что ли, нет?

Енотий и ухом не повел. Он в процессе был скорее Удавием — такой же невозмутимый.

— Вот тебя, — он указал на медведя, но сам к нему не поворачивался, — как звать, чудовище? В смысле звали?

— Ярополк, — убито отозвался Полкаша. На Ярополка он сейчас явно не тянул. И пока Енотий не назвал ребенка каким-нибудь Ярожором, я всерьез напрягла память. Кажется, был у меня одноклассник с диковинным именем, мы еще всем классом хихикали, как над ним предки поиздевались. А вот оно что, пригодилось!

— Изяслав будет, — отрезала я. — Нормально тебе такое?

— Нарекаю тебя Изяславом, — провозгласил отец Енотий, передал его на руки медведю, побрызгал младенчика и ладаном окурил, что у нас всех глаза заслезились, и на этом свою работу закончил. Не, хороша работа, не пыльная уж точно.

— Что-то еще? — отмахиваясь от дыма, уточнила я.