Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая

Создается впечатление, что так называемый «танец модерн», или современная балетная хореография, представленная целой плеядой выдающихся хореографов Запада второй половины XX в., которых мы, сирые и отделенные (идеологической стеной неведения), увидели только в начале XXI в., изжил себя (как и собственно модернизм вкупе с постмодернизмом, в искусстве по крайней мере). Самой сильной и яркой, например, современной интерпретацией «Весны священной», на мой взгляд, до сих пор остается постановка Мориса Бежара (1959!), которую он каким-то чудом сумел привезти в 70-е гг. (если не ошибаюсь) в Москву, и нам тогда удалось увидеть ее. Незабываемое впечатление. Такого балета мы не знали до этого и действительно были потрясены. И сегодня эта постановка, на мой взгляд, остается самой сильной. Ни великая Пина Бауш, ни Саша Вальц не внесли в понимание спектакля ничего существенно нового, хотя и та, и другая интерпретации воспринимаются с интересом и удовольствием. В деталях у каждого хореографа есть что-то свое неповторимое, но в целом ощущается, что дальше Бежара их хореографическое мышление никак не продвигается. На этом фоне хореография Нижинского в реконструкции Кеннет Арчер смотрелась даже как-то ярче и, пожалуй, глубже выражала дух и замысел Стравинского. Вот два равновесных и одинаково высоких, хотя и принципиально разных во всем решения: Нижинский и Бежар.

Сцены из балета «Весна священная».

Муз. Игоря Стравинского.

Хореография Пины Бауш (1975).

Театр танца Вупперталь Пины Бауш (2013)

Конечно, за последние годы мы видели в Москве и некоторые очень интересные хореографические спектакли, поставленные в стилистике «танца модерн», но в целом, он, а вместе с ним и, пожалуй, балет как вид современного искусства завершил свое существование. Возможны, увы, только бесчисленные вариации и «постадеквации» на классические темы и классическую и модерную хореографию. Это само по себе прекрасно, но очевидно, что современность не дает пищи и креативной энергии для развития этого вида искусства (как, кстати, и оперы — вершиной здесь остается Верди; в XX в. ничего близкого к нему по художественной мощи не было создано).

Написал, как припечатал. Теперь полемизируйте, кому есть что сказать.

Вот чем и силен В. В.: написал, как припечатал, а там — хоть трава не расти…

Ну это так, для поднятия градуса полемического задора засыпающей триаложной братии.

А теперь вернемся к нашим греческим баранам. Точнее, к буколическим овечкам, мирно пасущимся под оливами в тени роскошных пиний…

К моему, скромно говоря, зрелому возрасту у меня проявилась почти непреодолимая тяга к трем особо влекущим душу и тело местам (личная топография) нашего уже мало уютного, постоянно апокалиптически вздрагивающего шарика — к Греции, Италии и Индии. Всем нам понятно, по каким причинам — притягательные во многих отношениях страны. И по мере возможности я стараюсь эту тягу удовлетворять. При посещении Греции мой внутренний компас всегда тайно нацелен на Святую Гору, и последние несколько лет я предпринимал некоторые, достаточно слабые, сознаюсь, усилия для того, чтобы актуализировать эту нацеленность, но как-то не удавалось. Стучался, вероятно, не в те двери. За ними никого не было. Между тем тяга к Афону жила во мне с 78 года, когда я впервые побывал там. Ну, о тех моих впечатления знает вся Москва (и не только). Я вещал тогда о них много и подробно с показом слайдов, отснятых на Горе, в самых разных кругах заинтересованных интеллектуалов. Более того, что особенно удивительно, мои яркие рассказы о том путешествии подвигли нескольких знакомых, как они сами позже признались, резко сменить свои жизненные пути — принять священство.

Гора Афон

В этом я не вижу, конечно, никакой своей заслуги — есть высший Промысел, но тяга к Афону жила во мне всегда. Гора приковала меня к себе тайными и прекрасными энергиями. Воспоминания о ней всегда сопряжены у меня с комплексом самых приятных, духовно радостных переживаний. Между тем попасть туда снова никак не удавалось. Понятно, что есть бесчисленные паломнические поездки из Москвы, но я не хотел ехать в толпе паломников или туристов. Нужна была индивидуальная свободная поездка, подобная той, первой — я был тогда несколько дней полностью предоставлен самому себе на Горе. Шел, куда хотел, смотрел, что хотел, ночевал там (в том монастыре), куда добирался к закату. А это как-то не выстраивалось. И я решил уже, что не судьба. Да, честно говоря, стремиться-то стремился, но с некоторым опасением (внутренним стопором): как бы не потускнели от новой встречи с Горой первые яркие впечатления. И было чего опасаться.

Карулии.

Обитель пустынножителей.

Афон