Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая

В случае с искусством Ингарден именно эстетический предмет называет «произведением искусства» (живописи, литературы, архитектуры) в собственном смысле слова, а не тот материальный объект (живописное полотно или архитектурное сооружение), на основе которого он возник. По Ингардену, сам материальный продукт художественного творчества — только «бытийная основа» произведения искусства, которое в своем глубинном смысле является чисто интенсиональным эстетическим предметом, т. е. идеальным образованием («предметом эстетического чувствования»), вспыхнувшим в сознании реципиента в момент эстетического восприятия артефакта. Так понимаемое «произведение искусства» не во всем идентично реальному артефакту, его породившему[32]. Оставаясь при своем и традиционном для классической (в том числе и отечественной) эстетики понимании произведения искусства как прежде всего материального объекта, имеющего бытие вне субъекта, я, тем не менее, считаю целесообразным и продуктивным для современной эстетики использование понятия «эстетический предмет» при прояснении процессов, составляющих основу эстетического опыта.

Итак, эстетический предмет — этот тот идеальный, как правило образный, или эйдетический (визуальный или слуховой), продукт, который формируется в процессе эстетического переживания во внутреннем мире субъекта и как бы накладывается на реальный эстетический объект («бытийную основу», по Ингардену). Он в каких-то деталях, что хорошо и на разных видах искусства показал Ингарден, отличается от материального объекта (самого артефакта), инициировавшего его появление, в сторону незначительной эстетической идеализации. В нем как бы стираются некоторые внеэстетические детали и мелочи объекта и, напротив, идеализируются качества, тяготеющие к эстетическим. В результате в сознании реципиента возникает эстетический предмет, являющийся в основном точным образом (эйдосом в плотиновском смысле) воспринимаемого объекта, но несколько доработанным в направлении коррекции эстетических качеств на основе субъективных эстетических представлений реципиента, его личного эстетического вкуса. Это эстетический объект, опосредованный сознанием эстетического субъекта. Он более целостен и органичен, чем вызвавший его объект, и выявляет эстетические качества объекта в более чистом виде, чем они наличествуют в его «бытийной основе».

Н. М.: Да, эта мысль Ингардена вполне понятна и, вероятно, близка каждому любителю искусства. Особенно это очевидно при сравнении своих впечатлений от восприятия одного и того же произведения искусства в разное время. Иногда одна и та же полюбившаяся мне картина производит сильнейшее впечатление, а иногда кажется слегка поблекшей. Думаю, что именно в первом случае во мне активно работает эстетический предмет, а во втором — он по каким-то причинам не актуализовался, и я вижу только материальный объект, его инициирующий. Нужно сказать, что в том же ключе, что и Ингарден, рассуждали столь несхожие между собой мыслители, как неотомисты Жак Маритен и Этьен Жильсон, экзистенциалист Жан-Поль Сартр. Так, из трех видов бытия — природного, логического и интенционального — Маритен выделял последнее как сопряженное с тайной художественного творчества. Усматривая сущность искусства не в его материальном, а в интенциональном бытии, он видел сущность живописи именно в том «эстетическом предмете», о котором Вы говорите — не в красках и не в кисти художника: она «сзади», за полотном, в интенциональном бытии как посредник между человеком и Богом.