Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая

Особенно мне приятно, что Вы поддерживаете самую идею духа сюрреализма как чего-то принципиально сущностного для сюрреализма и ощущаете этот дух и у самих сюрреалистов, и у их предшественников. Другой вопрос, что в конкретном восприятии тех или иных произведений, отдельных художников, в рецептивной и пострецептивной герменевтике, или, если вспомнить старика Канта, — в «эстетическом суждении», мы можем расходиться, и достаточно основательно. В этом — один из главных смыслов эстетического опыта и его сила. Более того, в этом залог многовековой жизни подлинных произведений искусства. Если они предоставляют реципиентам возможность достаточно свободной интерпретации их глубинного собственно художественного смысла, то они будут актуальны для многих поколений эстетически чутких зрителей. Если же все реципиенты сегодня практически одинаково понимают и интерпретируют произведение, то завтра, для другого поколения, этот смысл, как правило, может оказаться неактуальным и произведение утратит для них свою художественную ценность. Перестанет быть собственно живым произведением искусства и превратится лишь в мертвый музейный экспонат. Мы знаем немало таких работ из прошлых времен, хранящихся в художественных музеях, но не затрагивающих наше эстетическое чувство.

На эти мысли меня натолкнуло в данном случае различное понимание нами отдельных картин Миро (Ваше последнее полемическое письмо на эту тему № 364). Здесь, между прочим, вполне уместна известная максима «о вкусах не спорят» (я возвращаюсь мысленно к нашему недавнему разговору о вкусе и художественности). По существу, когда речь идет о подлинных произведениях искусства, под «вкусами» в этой фразе имеется в виду именно разное понимание, различная интерпретация несколькими эстетически чуткими реципиентами одного и того же произведения или даже всего творчества художника при безусловном понимании ими, что перед ними высокохудожественные творения. Эту максиму вряд ли уместно относить в кругах художественно-эстетического сообщества к самому эстетическому суждению относительно высокохудожественных произведений. Оно здесь у всех практически однозначно: да, это великий художник или подлинное произведение искусства высокого эстетического качества. На этом уровне «о вкусах спорят» в том смысле, что можно заподозрить человека, не чувствующего эстетической ценности подлинного произведения искусства в его, мягко говоря, эстетической некомпетентности. А вот дальше каждый из членов сообщества вправе сказать: однако это не мой художник, т. е. лично мой эстетический опыт с ним плохо коррелирует, хотя я и чувствую его эстетическую силу; а относительно «своего художника» дать оригинальную личностную трактовку его творчества в целом или отдельных произведений. И об этом уровне вкуса — личностно-рециптивном — уже не спорят. Каждый компетентный реципиент имеет право на свое личное понимание и толкование того или иного произведения (художника).

Так что Ваше почти полное несовпадение с моей интерпретацией Миро относится именно к этому последнему случаю, тем более Ваша интерпретация вполне закономерна и интересна для всех остальных любителей Миро.

Относительно Гауди. Я рад, что Вы вспомнили об этом архитекторе. В первый приезд в Барселону я тоже сразу же прошел по городу с картой, на которой нанесены были все его сооружения, и с большим интересом и эстетическим удовольствием изучил их. Все остальное, включая и Центр Миро, было потом. Между прочим, если я не ошибаюсь, Дали где-то писал, что он тоже нередко бродил по Барселоне и с удовольствием изучал дома и храм Гауди. Что касается духа сюрреализма, то в прямом смысле я его у Гауди особенно не ощущаю, хотя очевидно, что он повлиял на сюрреалистов, в том числе и на Дали, особенно позднего периода. Однако к этому вопросу я еще, возможно, вернусь в одном из последующих писем. Хочу полистать еще раз монографии о Гауди и свои барселонские фотографии и всмотреться в его произведения под нашим углом зрения.

Здесь же я хотел бы подробнее остановиться на Вашем вопросе относительно темы, сюжета, формы-содержания, т. е. художественных и внехудожественных компонентов произведения искусства. Это, кстати, достаточно не простой, а возможно, и до сих пор проблемный для эстетики вопрос. Поэтому имеет смысл всмотреться в него подробнее, вспомнив все смысловое пространство, охватываемое понятием «форма-содержание». Для этого мне придется, учитывая, что наши письма достаточно давно превратились в тексты, доступные определенным заинтересованным кругам читателей, далеко не всем из которых известны мои работы, напомнить кое-какие мои положения на эту тему и развить их, уже опираясь на мой сегодняшний опыт.