Трясина

Еще у Эллиди была милая манера кидаться на людей, что в самых критических случаях приводило к тяжким телесным повреждениям и перманентной инвалидности у жертв. Один такой эпизод Эрленд пересказал по дороге в тюрьму Сигурду Оли — его он особенно хорошо помнил. Эллиди сводил какие-то счеты с каким-то человеком на Снорриевом шоссе. Пока полиция ехала по вызову, Эллиди успел обработать парня так, что тот провел четыре дня в реанимации, — привязал несчастного к стулу, отбил у бутылки горлышко и занялся художественной резьбой по коже лица. Прибывший наряд тоже отделался недешево — один нокаут и одна сломанная рука. Но судьи в Исландии знамениты своей снисходительностью в таких делах — Эллиди получил лишь два года, за это нападение и еще за горку других, попроще. Когда ему зачитали приговор, он расхохотался.

Дверь камеры открылась, и двое охранников ввели Эллиди. Для своих лет выглядит силачом, крепко сбит, смуглый, налысо брит.

Уши крошечные, мочки приросли к черепу, но он как-то сумел проделать в правом ухе дырку, где и носил теперь серьгу в виде черной свастики. Зубы вставные, из-за них кажется, что он все время свистит. Одет в рваные джинсы и черную футболку с короткими рукавами — видны массивные бицепсы, покрытые татуировками. Великан, почти два метра ростом.

На руках — наручники, один глаз залит кровью, лицо в ссадинах, верхняя губа распухла. Психопат с садистскими наклонностями, подумал Эрленд.

Охранники встали у двери, Эллиди же подошел к столу и сел напротив Эрленда и Сигурда Оли. Глаза серые, взгляд тупой. Видно, ему скучно.

— Ты знал человека по имени Хольберг? — спросил Эрленд.

Эллиди и бровью не повел, словно не слышал вопроса, просто пялился на Эрленда и Сигурда Оли. Тупой, ничего не видящий взгляд. Охранники шепотом переговариваются у двери.

Откуда-то снаружи послышался крик, хлопнули дверью. Эрленд повторил вопрос, погромче — слова эхом разносились по камере.

— Хольберг! Ты его помнишь?

Снова нет ответа. Эллиди оглядывался по сторонам, словно в камере никого и нет. Некоторое время прошло в молчании. Эрленд и Сигурд Оли переглянулись, Эрленд задал свой вопрос в третий раз. Знал ли Эллиди Хольберга, что у них были за отношения? А дело в том, добавил он, что Хольберг мертв. Его убили.

Последнее слово пробудило в Эллиди некоторый интерес. Он водрузил свои массивные руки на стол, погремел наручниками, не в силах скрыть удивления. Вопросительно посмотрел на Эрленда.

— Хольберга убили в собственной квартире, неделю назад, — сказал Эрленд. — Мы ищем людей, которые были с ним знакомы. Кажется, ты из таких.

Эллиди уставился на Сигурда Оли, тот уставился на Эллиди. Ответа на вопрос Эрленда так и не последовало.

— Это рутинная часть…

— Снимите наручники. С наручниками разговаривать не буду, такие дела, — вдруг сказал Эллиди, не сводя глаз с Сигурда Оли.

Голос хриплый и грубый, тон хамский.

Эрленд задумался, затем встал и подошел к охранникам. Можно ли исполнить просьбу Эллиди? Те в нерешительности попереминались с ноги на ногу, но потом подошли к столу, сняли с Эллиди наручники и вернулись к двери.

— Что ты знаешь о Хольберге? — спросил Эрленд.

— А теперь они уходят, — сказал Эллиди, кивнув в сторону охранников.

— Даже не мечтай, — отрезал Эрленд.

— Ты выглядишь как сраный пидор. — Эллиди не сводил глаз с Сигурда Оли.

— Заткнись, слыхали мы такого говна, — сказал Эрленд.

Сигурд Оли молчал. Так они и смотрели друг другу в глаза.

— Мечтаю, о чем хочу, — сказал Эллиди. — Командовать мне тут вздумал, о чем мне мечтать, о чем нет.

— Они никуда не уходят, — сказал Эрленд.

— По-моему, ты сраный пидор, — повторил Эллиди, не сводя глаз с Сигурда Оли. Тот и бровью не повел.

Некоторое время прошло в молчании. Потом Эрленд встал, снова подошел к охранникам и спросил, позволяют ли правила тюрьмы оставить их с заключенным наедине. Охранники ответили, что это невозможно — у них приказ, этот заключенный должен быть все время под конвоем. Эрленд настаивал, и охранники согласились дать ему поговорить по радио с начальником тюрьмы. Эрленд изложил тому ситуацию — он и Сигурд Оли приехали в «Малую Лаву» из самого Рейкьявика, заключенный, кажется, выражает желание сотрудничать со следствием, если выполнить некоторые условия, и раз так, то какая разница, с какой стороны двери стоит конвой. Начальник тюрьмы попросил передать рацию конвоирам и сказал, что под свою ответственность разрешает оставить заключенного наедине с детективами. Конвоиры вышли за дверь, а Эрленд вернулся к столу.

— Ну что, поговорим теперь? — спросил он.

— Я и не знал, что Хольберга убили, — сказал Эллиди. — Эти фашисты посадили меня в карцер, а я ничего и не делал. Так, ни за что. А как его убили?

Все это — не сводя глаз с Сигурда Оли.

— Это тебя не касается, — сказал Эрленд.

— Мой папаша говорил, мол, я самый любопытный кусок говна на свете. Все время говорил — это не твое дело, это тебя не касается! Понимаешь! Значит, убили его. А как? Ножом?

— Это тебя не касается.

— Не касается, значит! — повторил Эллиди и посмотрел на Эрленда. — Ну и уебывай тогда отсюда, дружок!