«Что Федя ей сказал? Почему она меня позвала?» – недоумевал Тоха. Но настроение у него поднялось. Он отвернулся от окна, встал лицом к то и дело пробегающей мимо малышне.
Ему пришла в голову гениальная мысль: «Если Федя всегда улыбчивый, радостный, у меня пусть будет, наоборот, таинственный и загадочный вид, бледное лицо, задумчивый взгляд и… синяки под глазами. – Тоха даже улыбнулся от своей придумки. – Посмотрим ещё, по кому станет сохнуть Янка, по мне или Феде».
Дело портило одно: Янка любила красиво одеваться и уж точно не была скромной простушкой, которую деньги не интересуют. Федина семья жила небогато, но в достатке, и дом у них был новый, а вот Тоха… Зарплата у Тохиной матери была небольшая, денег ни на что не хватало. Из приличной одежды у Тохи было две рубашки и одни брюки, которые стирались в выходные. А Тохина мать уже третий год ходила в школу в трёх платьях по очереди. Но ей, казалось, было всё равно. Дома тоже постоянно что-то выходило из строя и требовало денег: то раковина треснула – пришлось купить простую алюминиевую, то зеркало, что висело на стене, разбилось – купили обычное настольное, то ещё что.
«Как же осточертело жить в нищете! – Тоха даже стукнул кулаком по подоконнику. – А у меня пока ни образования, ни профессии. Хотя… Ведь можно же что-то придумать. Не все же разбогатели благодаря профессии».
На остальных уроках Тоха сидел, рисуя на листке в клетку вензели, круги и закорючки. Он думал. После уроков он сам подошёл к Феде. Предложил ему:
– Пойдём посмотрим, как вышку делают.
– Отличная идея! Заодно спросим, когда её запустят в работу.
– И можно будет резаться в игры даже дома, – довольно сказал Тоха и в шутку толкнул Федю плечом. Тот раскрыл ладонь, и они скрепили примирение звучным хлопком.
Когда Тоха вернулся домой, мать сидела в кресле и проверяла тетради. Иногда она что-то бормотала под нос, комментируя написанное или читая вслух. Только-только Тоха, даже не переодевшись в домашнее, взялся за разогретые рожки с яйцом – она открыла его тетрадь по развитию речи.
– Это что такое? – поднялась мать с кресла с раскрытой тетрадью в руке. – Это что такое? Ты думаешь, если мать учительница, то можно и не учиться, что ли? Просто так тебе всё нарисует?!
Тоха даже попятился от матери с тарелкой в руках. В таком гневе он её давно не видел.
– Мам, ты что? Я же пошутил. Я напишу, просто именно в тот день я правда не смог.
Но мать не оценила шутки.
– Шутка – это то, что делается или говорится не всерьёз, а ради развлечения и веселья, – процитировала она толковый словарь. – А у тебя это – издевательство, лень и неумение взять себя в руки и усадить за стол! – Она продолжала наступать, размахивая перед Тохой его тетрадью. – Вырос дылдой, а ума не видно! – Мать замахнулась тетрадкой. – Позор на мою голову! Да у тебя все оценки, наверное, липовые!
Тоха попятился ещё, наступил на что-то, чуть не упал, но вот тарелка с рожками всё-таки выпала из рук, противно брякнув.
Мать как-то сразу вдруг успокоилась, тихим, но твёрдым голосом сказала:
– Бери веник и тряпку. Уберёшь – сразу садишься за сочинение. При мне. И пока не напишешь – никаких дел, друзей, погулять и прочего. Всё ясно?
– Ясно, – пробурчал Тоха.
У него на глаза навернулись слёзы, и он ничего не мог с этим поделать. Тоха подметал, сгребая рожки в совок, вытирал пол, наклонившись как можно ниже. Уф, отпустило. Он исподлобья взглянул на мать, она на него даже не смотрела.
Вздохнув, Тоха вымыл руки и сел за стол – писать это разнесчастное сочинение. Какие там темы? Тоха выбрал одну из трёх. Он сидел, покусывал кончик ручки. Слова не шли. Минут через пять мучений Тоха только-только начал писать первые два слова, как мать хлопнула ладонью по столешнице:
– План! Где план?
«Да зачем этот план?» – подумал Тоха, но возмутиться вслух не рискнул. Он послушно написал в черновике цифры: 1, 2, 3.
Мать закатила глаза:
– Один, два, три – это план для второго класса, ну максимум для пятого! Ты – в восьмом, понимаешь? В восьмом! И план у тебя должен быть сложный!
«Да он и так для меня чересчур сложный. Я не знаю, что писать ни в сочинении, ни в плане», – подумал Тоха и перечеркнул написанные цифры.
– Так, спокойно, – скомандовала себе Тамара Георгиевна, уже принимая роль учительницы, а не матери. Она несколько раз глубоко вдохнула-выдохнула, взяла ручку с красной пастой и принялась объяснять, задавать вопросы, подводить к мыслям сына, как самого последнего двоечника.
Тоха сначала ничего не понимал – между ним и матерью как будто стояла стена, через которую не могло пробиться ни одно объяснение. Но постепенно, видя, что мать на него больше не кричит, Тоха успокоился, и стена пропала, дело пошло.
– Не надо писать техническими словами. Пиши человеческим языком, – то и дело напоминала ему мать, поглядывая на то, что он пишет.
Через два часа черновик был готов. Тоха взглянул на часы. Было полседьмого.
– Чёрт! Чёрт! – Тоха выскочил из-за стола. – Мам, мы должны были с Федей встретиться. Мам, можно я пойду?