Трибуле

– Что случилось, брат! Что случилось! А вот что: я незаслуженно подозревал ее, я ужасно несчастен и в то же время я безмерно счастлив в эту минуту.

– Брат, – серьезно сказал Лантене, – я тоже счастлив, как и ты.

И это было так возвышенно, что Лантене произнес эти слова здесь, тогда как в паре шагов от него та девушка, которую он обожал, исходила слезами и никто не мог утешить ее горе. Манфред подошел к Трибуле и взял его за руку.

– Она в Лувре?

– Там ее больше нет! Ее похитили.

– Похитили! – вскрикнул Манфред с дрожью. – Кто? Когда?

– Когда? Три дня назад… Кто? Не знаю. Сначала я подозревал короля, но… убедился, что он, по меньшей мере – в этом преступлении, не виновен.

– Похищена! Похищена! – Манфред возбужденно ходил по комнате. – О, я найду ее! А я, жалкий, подозревал ее!.. Да, да… найду ее, даже если мне придется весь Париж залить кровью и предать огню!

Он внезапно повернулся к Трибуле:

– А почему вы пришли сообщить об этом …именно мне?

– Потому что она говорила мне о вас.

– Она вам говорила обо мне?

– Да… И при этом плакала…

– Продолжайте! О! Продолжайте!

– Она плакала, потому что вы презирали ее, потому что вы не любили ее!

– О силы ада! Это я-то ее не любил! И вы говорите, что она плакала? Но тогда… О, тогда!

– Да… да, – ласково сказал Трибуле.

Через мгновение Манфред оказался в объятиях Трибуле, беспрерывно бормоча какие-то слова, называя шута своим отцом, в общем – пускаясь на все те экстравагантные выходки, которые совершают только раз в жизни, в тот единственный час, когда от бешеной безнадежности не быть любимым дорогим существом внезапно переходят к чудесной уверенности в обратном!

Когда энергия этих душевных взрывов улеглась, встреча стала носить более продуктивный, более активный характер. Лантене хотел было удалиться к двум несчастным женщинам.

– Брат, – сказал Манфред, удерживая его, – прости мне этот момент эгоистичной радости… Мне не следовало этого делать, но… моя радость была сильнее моей воли.

– Если бы ты не обрадовался внезапно нахлынувшему счастью, – ответил Лантене, – то не посочувствовал бы в достаточной степени и горю, которое обрушилось на меня…

– А что за горе? – спросил Трибуле.

– Это, – представил Манфред, – мой друг Лантене, мой брат, который влюблен в дочь знаменитого Этьена Доле.

– Книгопечатника?

– Да. Лантене любит его дочь и любим ею. Два любящих сердца вскоре должны были соединиться в счастливом браке. Тут ужасная катастрофа обрушилась на семью Доле… Этого великого человека только что арестовали и заключили в Консьержери по ложному обвинению одного испанского монаха…

– Игнасио Лойолы! – вскрикнул Трибуле.

– Его самого. Как вы узнали?

– Однажды я находился в кабинете короля…

– Вы находились в кабинете короля? – прервал удивленный Лантене.

– Это вас удивляет, не так ли? Я не придворный и не дворцовый слуга его величества… Моя должность и выше, и ниже всех других.

– Объяснитесь, прошу вас, – сказал Манфред, удивленный горечью, которая сквозила в голосе Трибуле.

– Господа, – ответил с печальной улыбкой шут, – если я оказался в тот день в кабинете короля, то это потому, что мои функции требовали моего ежедневного присутствия там.

Он немного помедлил, с едва заметным колебанием, а потом очень спокойно добавил:

– Я, господа, королевский шут.

– Трибуле! – одновременно вскрикнули оба молодых человека.

Вопреки собственным их желаниям, в этих восклицаниях звучали тона любопытства и антипатии.

– Да, – Трибуле вскинул голову, – это имя стало синонимом низости и злобы… Не отрицайте, молодые люди, что это имя вас испугало, и вы, верно, сказали: себе в эту минуту: «Вот этот мерзкий шут, который, дабы рассмешить своего короля, не погнушается отравить своими стрелами целую толпу живых существ»… Увы, господа! Вы не знаете, сколько неведомой миру боли содержится в моем горьком смехе.

– Мы не осуждаем вас, – мягко сказал Лантене.

Трибуле покачал головой и повернулся к Манфреду.

– Успокойтесь, – улыбнулся он. – Только что я назвал себя «отцом Жилет». Это – лишь фигура речи. В действительности я в течение многих лет обращал на нее все чувства, какие скопились в моем сердце. Жилет – не моя дочь…

– Месье, – сказал Манфред, взволнованный вымученным тоном этих слов, – кем бы вы ни были, я благодарен вам за огромную радость, которую вы мне принесли, кто бы вы ни были, я люблю вас, потому что вы любите Жилет!

– Есть еще на земле люди, которых не развратила ложь, которых не коснулась своим черным крылом злоба! – удовлетворенно заметил Трибуле.

И он протянул руки молодым людям. Друзья с горячей симпатией пожали руки шута.

– Так на чем мы остановились? – спросил тогда Трибуле. – Нам не следует терять времени…

– Вы сказали, что однажды оказались в кабинете короля…

– Ах, да!.. Объявили о приходе месье Лойолы. Король подал мне знак уйти. У меня тогда были все поводы, чтобы не пропустить ни одного жеста, ни одного слова Франциска I… потому что это происходило через день после сцены в поместье Трагуар…

Манфред вздрогнул.