Подоплеков
Защитник
Подоплеков. Вы что, смеетесь? Какие у меня убеждения? У меня их отродясь не бывало.
Защитник. Ну зачем так скромничать? По-моему, у вас убеждения есть, и вполне определенные.
Подоплеков. Убеждения, убеждения… Длинный язык у меня, а не убеждения.
Защитник. Значит, вы чувствуете, что вели себя как-то не совсем правильно?
Подоплеков. Что за вопрос? Вы же видели сами, как я себя вел. Характер такой дурацкий. Всегда лезу узнать: что, где, чего. Все мне интересно. Сидел бы себе, помалкивал в тряпочку, как другие. Да что там говорить!
Защитник. Очень рад от вас все это слышать. Когда человек сам понимает свои ошибки, начинает осознавать пагубность своих поступков, — это уже и есть первый шаг к исправлению. А если вы к тому же прямо и принципиально осудите свое недавнее поведение во весь голос, моя задача защитить вас значительно упростится.
Подоплеков
Защитник. Слушайте, мы должны вместе разработать определенную и четкую программу вашей защиты. Вот сейчас судьи выйдут, я попрошу дать вам немедленно слово, и вы сразу, без обиняков, не виляя, со свойственным вам мужеством скажете, что, оказавшись в тихой, спокойной, располагающей к размышлениям обстановке, обдумали свое неправильное поведение, осудили свое преступное прошлое и глубоко раскаиваетесь, что своими действиями нанесли непоправимый ущерб народу и обществу.
Подоплеков. Чушь какая! Какой ущерб, какое преступное прошлое? Ну сказал я что-то, ну не подумал…
Защитник. Вот именно! Вот так и скажете: не подумал. В конце концов, судьи и прокурор, они же люди. Они могут понять и простить. Ну, конечно, полностью оправдать они вас не могут, но, учитывая чистосердечное признание и искреннее раскаяние, могут значительно снизить наказание. Ну, дадут они вам лет, скажем, пять, ну, десять от силы.
Подоплеков
Защитник. Что вы так пугаетесь! Вы знаете, годы летят так быстро. И эти десять пролетят, вы и не заметите… Зато вернетесь, дети уже взрослые, не надо растить, беспокоиться. Даже младшенький уже и коклюшем переболеет, и скарлатиной.
Подоплеков
Защитник. Я вижу, вас ужасает сама эта цифра десять. Но в местах заключения есть самые разнообразные возможности. Зачеты за перевыполнение плана, за хорошее поведение. А может, так повезет, что попадете куда-нибудь, скажем, на урановые рудники. Там и вовсе день за три идет. Поработаете — и через три года дома.
Подоплеков. Через три года? Лысый и импотент?
Защитник. Ну и что, что лысый. У нас вон сколько лысых, и ничего — живут, женятся, делают карьеру. Даже среди руководителей государства бывают. А что касается второго, то дети у вас уже есть, а заниматься этим просто так — глупо, скучно, как говорят, контрпродуктивно. Тем более, что жена ваша готова любить вас любого. Слушайте, Подоплеков, Леонид Леонидович, Леня, признайся честно и бескомпромиссно, и ты мне поможешь. Ты поможешь мне, я помогу тебе. Я буду тебя так защищать, я произнесу такую речь, ты даже представить себе не можешь.
Подоплеков. Слушайте, а вы, может быть, того?..
Защитник
Подоплеков. Да не только вы. Председатель, прокурор, заседатели.
Защитник. Нет, Леня, ты не прав. Так не может быть, чтобы ты один был нормальный, а все остальные нет. Ну сам подумай.
Подоплеков. Да, может быть, вы правы. Мне, правда, кажется, что я живу среди сумасшедших. Но так же не может быть, чтобы все — да, а я — нет.
Защитник. Вот! Это разумное предположение. На этом мы и будем строить нашу защиту. Вызовем хороших экспертов и отправим тебя лечиться. Там тебе процедуры разные, галоперидол, аминазин, шоковая терапия. Лет пять-шесть полечишься и выйдешь полным идиотом. Я не шучу, но это — правда: здорово быть идиотом, которого ничто не задевает, не волнует, не терзают ночные страхи, не мучает совесть, не будоражит сознание. Соглашайся, Леня!
Подоплеков. Нет, только не это. Хочу видеть, слышать, знать, чувствовать, любить и ненавидеть.
Защитник. Ну что ж, подсудимый, вы лишаете меня аргументов, затрудняете мою задачу и усложняете собственную судьбу. Увы!
Сцена седьмая