Трибунал

Мы таращимся на небо и не можем поверить собственным глазам. Над нашими головами летят, хлопая крыльями, дикие утки — стая за стаей.

— Пресвятая Богоматерь Казанская! — восклицает Порта, встав на одно колено. — Целый продовольственный склад, а мы ничего не предпринимаем!

— Откуда они здесь? — задумчиво спрашивает вестфалец. — На зиму утки улетают в теплые края.

— Может, это эскимосские утки, летят охладиться на айсбергах, — говорит Малыш, жадно облизывая губы. При этом зрелище он совершенно забыл, что уже не голоден.

— Не могу представить, чем они кормятся здесь, — упрямо продолжает вестфалец. — Тут для них нет никакой еды.

— Дикие утки — просто объеденье, — мечтательно говорит Старик. — Вот бы подстрелить нескольких!

— Я ни разу их не пробовал, — говорит Хайде. — Они такие же вкусные, как обычные утки?

— Вкуснее, — уверяет его Порта. — Короли и диктаторы угощают ими на больших банкетах, куда приглашают самых знатных в стране. У меня есть рецепт английского короля для приготовления диких уток. Я взял его у повара английских лейб-гвардейцев, с которым познакомился во Франции.

— Это не тот англичанин, которого ты взял в плен?— с любопытством спрашивает Хайде.

— Нет, я с ним простился на морском берегу в Дюнкерке, когда армия Черчилля возвращалась в Лондон штопать мундиры.

— Позволил пленному бежать? — удивленно спрашивает Хайде.

— Да нет же. Это я и пытаюсь тебе объяснить. Он просто поехал домой!

— Они возвращаются! — взволнованно кричит Малыш, указывая за озеро.

— Черт меня побери, если это не так, — говорит Порта, бросая вверх камень в тщетной надежде попасть в утку.

Старик хватает карабин и стреляет в стаю. Малыш с Портой стоят, глядя на нее, как охотничьи собаки, натасканные на птиц.

Мы хватаем свои карабины и автоматы, в крякающую стаю лети т град пуль, но ни одна птица не падает. Они скрываются за сопками.

— Тьфу ты! — разочарованно произносит Порта, ложась на снег. — Это были первые имеющие смысл выстрелы за всю треклятую войну!

— Летчику-истребителю ничего бы не стоило подлететь снизу и поднять их на крыле, — говорит Малыш, непроизвольно сглатывая.

Мы говорим о диких утках еще долго после того, как они скрылись.

— Они вкуснее всего с яблочным соусом и специальной подливкой, — говорит Порта. —«И, главное, кожа должна быть поджаристой. Слегка хрустеть на зубах.

— В Испании не понимают этого, — говорит Барселона. — Там их начиняют апельсинами и варят, пока мясо едва не слезает с костей.

— Таких людей нужно расстреливать, — решает Порта. — Портить утку таким образом — кощунство.

Мы снова двигаемся в путь и проходим через узкий распадок, все еще говоря об утках. С обеих сторон нас окружают высокие стены снега и льда. Ноздри заполняет едкий запах смерти.

Мы удивленно осматриваемся, ища взглядами мертвые тела. И не скоро сознаем, что этот отвратительный, тошнотворно-сладковатый запах несем с собой именно мы.

— На всю жизнь пропахли трупами, — негромко говорит Старик.

Он прав. После четырех лет на фронте запах смерти впитался в нас так глубоко, что избавиться от него будет трудно.

На марше мы говорим о мире. Многие из нас носят военную форму с тридцать шестого года и не могут представить, каково это будет снова надеть гражданскую одежду и ходить в туалет, не щелкая каблуками и не спрашивая разрешения. В сущности, мы уже не верим в мир. Порта думает, что эта война будет столетней. Он составил сложное уравнение, которое, по его словам, показывает, как это может быть сделано. Каждый год парни достигают призывного возраста и идут сложить головы на алтарь отечества. Тема эта так интересна, что мы объявляем привал для ее подробного обсуждения.

Незнакомые нам офицеры боевой группы, в которую мы снова влились, начинают криками гнать нас вперед. Они нервозные, испуганные и в отличие от нас непривычные к пребыванию на территории противника. Чтобы выполнять подобные задачи, нужен особый род людей.

Хороший диверсант прежде всего не должен быть ни безмозглым любителем риска, ни выпускником обычной военной академии. В нем должно быть многое от злодея, ему нужно умственное развитие шестнадцатилетнего мальчишки, дабы он толком не понимал, что так же смертен, как те, кого он косит из автомата.

Из темноты на нас бросаются темные фигуры. Сверкают штыки, автоматы поют о смерти. Схватка длится всего несколько минут. После этого эпизода в снегу остается несколько тел.

Боевая группа идет дальше длинной походной колонной. Офицеры раздражены, орут и визжат на солдат, чтобы скрыть собственный страх.

Второе отделение немного отбивается от группы. Если русские вернутся, лучше будет действовать самостоятельно, и мы знаем, что возвратимся к своим. Сибирские войска любят налетать внезапно и потом исчезать в снегу, как призраки.

— Думаю, завтра все это кончится, — говорит со странным выражением лица Грегор, — а вам проломят черепа сегодня! Ну и вид у вас будет, а?