Наконец, явно недооцененным источником являются законоположения, изложенные в первых древнееврейских кодексах и галахической литературе. Они написаны значительно позже исследуемых событий, но содержат ценные сведения о древнееврейском законе и его эволюции.
Представляется, что перипетии дела Иисуса трудно понять, а также объяснить имеющиеся в Евангелиях противоречия и нестыковки, если не учитывать ряд особенностей этого дела:
Первая особенность обусловлена необходимостью совмещения богословского и юридического взглядов на исследуемый судебный процесс. По свидетельству евангелистов перед синедрионом, а затем и перед римским наместником предстал не обычный человек. А потому судили не только Его. Он тоже начал вершить Свой суд. Условными кажутся и границы, определявшие статус прочих участников этого суда. В любом другом процессе они всегда наделены строго определенным набором процессуальных функций и разделены судебными барьерами. В деле же Иисуса эти барьеры стираются. Если исходить из того, что обвинение было предъявлено не простому смертному, а вочеловечившемуся Богу, то роль Иисуса в судебном процессе видится совершенно иной. Как человек — Он Обвиняемый и Подсудимый. Как Бог — Он Судья. Если же последнее обстоятельство вообще не учитывать, то весьма проблематично оценивать обоснованность предъявленных Иисусу обвинений. Ведь притязания на Божественный статус тоже могли стать основанием для предъявления Ему (как Человеку) обвинений в богохульстве. В случае, разумеется, если Он не был Богом. Но как это доказать? И кто это должен был доказывать?
Автор придерживается той точки зрения, что существование Бога недоказуемо в принципе, тем более в суде. Хотя многие философы и известные представители различных религиозных течений не раз пытались формулировать такие доказательства. Например, Фома Аквинский, выдвинул в свое время пять аргументов в пользу существования Бога. У современных апологетов их число выросло в несколько раз. но по-прежнему остаются актуальными рассуждения Б. Паскаля о том. что разумное доказательство существования Бога невозможно и решение о Его бытии-небытии каждый принимает самостоятельно[12]. То есть, этот вопрос всецело является вопросом веры, а не историко-правового исследования.
Вторая проблема и особенность дела вытекает из необходимости понимания вопроса о том, как в завоеванной римлянами Иудее взаимодействовали между собой две правовые системы (римская и древнееврейская). Следует отметить, что между иудеями и римлянами не существовало какого-либо договора о разграничении их юрисдикции[13]. Не было и каких-то специальных актов о порядке управления завоеванными провинциями. Наместники руководствовались, видимо, лишь сенатусконсульскими постановлениями, регламентировавшими, в том числе и вопросы судопроизводства, а также конкретными предписаниями, которые император давал им в специальной инструкции (mandata) при отъезде, одновременно удостоверяя этим документом полномочия прокуратора или префекта.
По большому счету, римский наместник был полностью предоставлен самому себе в вопросе о том, как именно он будет управлять провинцией. При этом национальная и римская системы права «почти „не видели“ друг друга, сосуществуя в параллельных измерениях»[14].
Отсутствие четких законодательных установлений в этих вопросах можно объяснить тем обстоятельством, что основной задачей римского наместника была «защита провинции от всяческого рода врагов, как внутренних, так и внешних, мешавших спокойствию людей, проживавших в ней», а «судопроизводством наместник занимался по остаточному принципу»[15]. Суть этого принципа выразил проконсул Галлион: «спор об учении и об именах и о законе вашем, разбирайте сами; я не хочу быть судьею в этом» (Деян. 18: 12–15).
Аналогичным образом ситуация развивалась и по делу Иисуса, когда иудеи привели Его к Пилату, не сформулировав прежде конкретного обвинения.