Трибунал для судьи

Дальше я услышал полностью свое имя, отчество, фамилию и должность. Приятно знать, что тебя знают во всей стране.

– Все?

– Абсолютно.

Отстегивая Мишу от скобы, я поучал его, как заботливый отец:

– Мишенька, сейчас я тебя отпущу. И ты должен сделать так, чтобы я тебя никогда в жизни больше не увидел. Но тебя должен ровно через два часа увидеть Попов, которому ты сообщишь, что я с какой-то четвероногой скотиной убыл в город Тернов. Помешать мне ты не смог. Короче говоря, отмазку найдешь сам. Судя по тебе, ты мастер на такие дела.

Поднимаясь по крутой лестнице на свежий воздух и чувствуя за своей спиной свистящее дыхание из сломанного Мишиного носа, я не удержался, чтобы не спросить:

– Миша, а ты «кандидат в мастера» по какому виду-то?

– По дзюдо…

Модный спорт. Далеко пойдет.

Глава 3

Так, теперь то, что меня интересует всю последнюю неделю. Удивительно, как это не пришло мне в голову сразу. Наверное, этому мешал постоянный нравственный террор со стороны Пащенко и непрекращающиеся стрессовые ситуации. КАК ВИОЛЕТТА СМОЖЕТ ОПРЕДЕЛИТЬ, ЧТО РОЛЬФ – ЭТО МАРКУС? Не скажет же он ей об этом сам-то! Где там визиточка, изъятая у Енота?

– Hello? – По шуму можно было предположить, что юная Штефаниц едет на автомобиле, либо, извините, расстояние.

– Привет кинологам братской Германии от собаководов России! – Рядом со мной в будках на Главпочтамте раздавалась речь каких-то азиатов, кавказцев, так что атмосфера у меня мало чем отличалась от той, что была в Бремене. – Как здоровье Мильен Ди?

Я надеялся чуток поиздеваться, в качестве компенсации за исчезающие нервные клетки, да заодно узнать главное. Однако услышал то, от чего пришел в шок.

– Вадим, ты?!

У меня пересохло во рту.

Вадим?

Вадим!

Из всех известных мне «Вадимов», связанных с этой гнусной историей, я знаю лишь одного. Пащенко.

Я хотел было уже положить трубку на рычаг, как вдруг в голову пришла шальная мысль. Накинув на мембрану носовой платок, я засипел:

– Да, да, это я! Говори громче! Я тебя плохо слышу!

Кажется, трюк удался.

– Вадим, что с судьей и с собакой?

– Разговаривай поосторожнее, я в служебном кабинете. – Я решил играть роль до конца.

На том конце возникла небольшая пауза, потом трубка голосом Виолетты Штефаниц недоуменно спросила:

– В каком служебном кабинете?

После еще одной небольшой паузы Виола спросила:

– Что по моему делу?

– Работа идет полным ходом, – доложил я. – Мы уже установили его местонахождение. Только у меня один вопрос. Как я узнаю, что собака – та, что тебя интересует? Он ведь мог запросто подменить пса и вояжировать с другим. А Маркус будет отсиживаться где-нибудь в частном секторе и ждать своего звездного часа.

– Я знаю, как отличить Маркуса от миллионов кобелей, – отрезала Виолетта. – Просто найдите судью и заберите у него собаку. И помните, что вы на этом деле можете либо выиграть, либо потерять триста тысяч долларов. И звоните сразу, как что-либо прояснится. И вообще, Вадим, вы как-то странно изъясняетесь… Auf Wiederseheh.

Я хорошо знаю английский, но понять эту фразу, сказанную на немецком, было очень просто – «до свидания». До свидания, до свидания, Виолетта Штефаниц… Хотел узнать одно, а выяснил другое. Мой лучший друг Вадик Пащенко помогает сжить меня со света, завладеть кобелем и поменять его на триста тысяч долларов.

Я вышел из дверей Главпочтамта. Если сказать, что мое настроение было отвратительным, то это значит ничего не сказать. Меня предал лучший друг, и опоры, что была у меня раньше, уже не стало. И эта глупая немочка… «Что-то вы сегодня странно изъясняетесь». Не голос попутала, а манеру говорить. Ладно, что теперь? Семнадцать дней до окончания отпуска и двенадцать – до приезда Саши. После звонка в Германию я звонил по всем телефонам, где ее возможно только найти. Бесполезно. У меня, как тогда, в момент моего первого к ней прихода, сжалось сердце…

Очнувшись от дум, я понял, что сижу на лавочке. Мимо меня двухметровой метлой мела тротуарную порошу какая-то тетка.

– Ноги подбери, – был мне совет.

Ничего не скажешь, гостеприимный город. Впрочем, не лучше Тернова.

«Ноги подбери».

– Ноги подбери, ноги подбери… – шептал я. Я шел, стараясь не торопиться. Мой мозг резала мысль.

Резко наклонившись, я стал завязывать неразвязавшийся шнурок. Воистину, глупость человеческая не имеет границ. Ограничен только разум отдельных лиц. Старая тетка напомнила мне, человеку, съевшему собаку на сыске, о том, что существует такое понятие, как «наружное наблюдение»! И совсем неважно в моей ситуации, кто его ведет! Кто эти двое, в кожаных куртках и норковых шапках, чьи лица одинаково небриты уже три дня? Люди Гурона или менты Ступицына – Попова? Разницы нет, потому что им нужно только одно – вывести меня на Рольфа, а там за сто баксов попросить пару трубадуров-архангелов сыграть надо мной похоронный марш. Собачка, естественно, уйдет с ними.