Трибунал для судьи

– Их в кабинете было трое, а порошок был разделен на четыре порции.

– Пять баллов. – Так Земцов рецензировал ответ.

А ведь я на это даже не обратил внимания! Я лишь отметил тот факт, что Гурон свою дозу уже принял! Только непонятно, к чему подводит Земцов. Ступицын что, принимает наркотики, что ли?

– А в каком единственном случае наркоман не придет за дозой? – продолжал старый оперативник, теперь уже внимательно наблюдая за Сычевым.

– В том случае, если ему там будет угрожать опасность. То есть в том случае, если он об этом предупрежден.

Опер ясными голубыми глазами смотрел на начальника и ничего не понимал. Это было понятно по тому, как он беспомощно хлопает ресницами. И тут я понял, что делает Земцов. Никаких сложных комбинаций или расставления капканов для поимки предателя! Если ты на протяжении двадцати лет работаешь в сыске, то совершенно неважно, какие ты задаешь вопросы. Важно то, как на них отвечает человек. Когда он знает, что у него рыло в пуху и в любой момент он может понести за это наказание, виновный выдаст себя и изменением голоса, и нестандартным для себя поведением, и движением рук. Главное – увидеть это. Земцов встал и погладил усы.

– Игорь, мне тяжело об этом говорить, но ты должен сейчас раздеться. Если я окажусь неправ, на что и надеюсь, то принесу тебе свои извинения.

Молодой оперативник молча скинул куртку и пиджак. Обе вещи протянул Земцову и пояснил:

– В куртке – сигареты, ключи и зажигалка. В пиджаке – удостоверение, платок и расческа. И не нужно извиняться, Александр Владимирович. Время сучье сейчас, понимаю.

Убедившись, что в кабинете нет Ковалевского, он велел Сычеву открыть его сейф. Аккуратная стопка оперативных дел, несколько папок, традиционная для оперативного состава бутылка водки. Все. Если Сычеву нужно будет срочно предупредить Ступицына об опасности, он не сможет этого сделать при всем желании. Однако, если Земцов ошибся, мы «попали».

– Где Ковалевский?

– Они с Максом поехали за лапшой быстрого приготовления и чаем. Чай у нас закончился, Александр Владимирович.

Кажется, Земцов потряс Сычева. Не тем, что дал понять о наличии Иуды в коллективе, а подозрением того, что Иуда – он, Игорь Сычев. Это была не обида. Это было потрясение. Государственный сыск – очень неблагодарная работа. Людям с чахлыми нервами и неумением держать удары делать в нем нечего. Тебя могут заподозрить в любой момент самые близкие люди. К этому нужно быть готовым всегда. Каждого оперативника хотя бы раз проверяли свои же коллеги. И я не знаю ни одного опера, который хоть раз не проверял бы своего коллегу. Если кто-то из милиционеров со мной не согласен – пусть меня переубедит. Я очень хочу посмотреть, как это у него получится…

– Игорь, у меня к тебе одна просьба. До приезда Ковалевского и Макса побудь в каком-нибудь нейтральном кабинете. Сходи в СОБР, с мужиками кофе попей да байки их послушай. Только не высовывайся.

Сычев, накинув куртку, молча пошел по коридору. Я видел, как у него дрожали руки, когда он на ходу прикуривал сигарету. Молодой мальчишка, а как держится! Нервы железные – пальцы затряслись лишь тогда, когда остался один.

– Магазин рядом, – сообщил Земцов. – Они сейчас приедут. Господи Иисусе, только бы не Макс…

Последнее я еле расслышал. Вот тебе и сыск! О Максе и речи не было, а Саша своим подозрением цепляет уже всех! Если для Сычева проверка Земцова вызвала потрясение, то для самого Земцова предательство заместителя будет настоящим ударом. Сколько они вместе? Кажется, последние четыре года…

Старый опер был прав. Вскоре мы услышали в коридоре шаги и приглушенный разговор. Сунув руки в карманы брюк, Земцов вышел в коридор.

– Оба зайдите ко мне.

Опера с заиндевевшими ресницами ввалились в кабинет.

Я на всю жизнь запомню этот поздний вечер.

Если меня кто-нибудь когда-нибудь спросит: «Антон Павлович, какой самый страшный эпизод в вашей жизни?», я вспомню не расстрел в гараже и не тот случай, когда меня пытались заморозить в заводской морозильной камере. Я сразу вспомню, как обезумевший Макс повалил на пол Ковалевского и стал бить его по лицу. И как мы, трое здоровых мужиков, не могли его оторвать от молодого опера…

Но все было потом. А сейчас Пащенко зашел за спины оперативников и щелкнул замком. От двери он больше не отходил.

– Мужики, – начал Земцов. – Я рад, что у вас есть на вечер чай. Но одному из вас его сегодня пить, возможно, не придется. Я подчеркиваю – возможно. Потому что после того, как вы разденетесь, одному из вас я надену на руки наручники. Если же я ошибусь, завтра я уйду из отдела. Надоели вы мне все… Дача полынью зарастает.