Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса

Латимер с трудом разобрал записку, написанную корявыми, прыгающими буквами. Он обратил внимание, что цифра семь перечеркнута, как это обычно принято у французов.

Он взял второй лист. В письме было всего шесть строчек, но Латимер не смог его прочитать, потому что оно было на каком-то незнакомом языке, вероятно, на польском. Оно не начиналось с общепринятого обращения «Дорогой Гродек»; подпись, стоявшую под письмом, ему так и не удалось расшифровать. Во второй строчке он нашел свою фамилию, почему-то написанную с ошибкой. Вздохнув, он отложил письмо в сторону. Разумеется, можно было отнести письмо в бюро переводов, но ведь подобная мысль могла, наверное, прийти и мистеру Питерсу, значит, таким путем едва ли можно было получить ответы на мучившие Латимера вопросы: что за человек этот мистер Питерс и чем он занимается.

Латимер подумал, что дружеские отношения мистера Питерса с бывшим шпионом являются очень важным ключом ко всем его вопросам, но он не знал, как им воспользоваться. Подтверждением тому было вызывающее поведение мистера Питерса вчера ночью: предпринять обыск в отсутствие хозяина и вдруг после размахивания пистолетом предложить полмиллиона франков и рекомендательное письмо к бывшему шпиону мог только человек, которого легко заподозрить в самых тяжких преступлениях. Но где основания для подозрений? Латимер вспомнил свой разговор с мистером Питерсом, стараясь быть как можно точнее, и чем отчетливее в памяти возникали слова и фразы, тем больше он выходил из себя: в самом деле, он вел себя немыслимо глупо. Он перетрусил, увидев пистолет, хотя этот тип ни за что бы не решился выстрелить (впрочем, такие мысли появляются тогда, когда опасность давно миновала), он позволил вовлечь себя в разговор, вместо того чтобы передать этого человека полиции, и, что хуже всего, в своих переговорах с мистером Питерсом он не имел твердой позиции и докатился до того, что принял с благодарностью рекомендательное письмо и эти адреса. Ему даже не пришло в голову поинтересоваться, как этот тип попал в комнату. А ведь он мог бы, да что там мог — он должен был взять этого мерзавца за глотку и заставить его говорить. Как это характерно для людей с высшим образованием, — привычно обобщил он, — они вспоминают о том, что могли применить силу только тогда, когда в этом уже нет необходимости.

Он взял листок со вторым адресом.

Месье Питерс Тупик Восьми ангелов, 3 Париж 7

И снова его мысли побежали по старому руслу. Что побудило мистера Питерса просить его приехать в Париж? Какая информация стоит таких денег? Кто даст деньги?

Он попытался точно вспомнить, в какой момент их беседы мистер Питерс резко изменил тактику. Ему казалось, что это произошло, когда он сказал, что был в морге и видел труп Димитриоса. Но отсюда нельзя было сделать никаких выводов. А вдруг это произошло, когда _t он сказал о «сокровищах» Димитриоса…

Латимер щелкнул пальцами. Ну конечно же! Глупо, почему он не догадался об этом раньше! Ведь все это время он не принимал во внимание, что Димитриос был убит, а не умер своей смертью. Не видя в этом факте ничего, кроме логического конца гнусной истории, он не придал ему должного значения еще и потому, что был поглощен своими исследованиями прошлого и хорошо помнил выраженное полковником Хаки сомнение в возможности найти убийцу. Он совершенно не принимал в расчет два следующих, связанных между собой обстоятельства: первое — убийца был все еще на свободе и второе — у всякого убийства есть мотив.

Итак, убийца и мотив. Обычный мотив убийства — деньги. Какие деньги? Естественно, те самые, которые были заработаны от торговли наркотиками в Париже и которые затем бесследно исчезли. И с этой точки зрения в предложении мистера Питерса не было ничего странного. Что касается убийцы, то почему им не мог быть мистер Питерс? Судя по всему, дело это для него привычное. Что он, помнится, говорил в поезде? «Если Всемогущему угодно, чтобы мы поступали нехорошо, то, значит, Он видит в этом какую-то цель, которая нам не всегда ясна». Что это, как не оправдание убийства? А вдруг это было — пусть не явно выраженное — признание в убийстве Димитриоса? Интересно, шевелил он или нет своими толстыми губами, когда спускал курок пистолета?