Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса

Разумеется, те сразу согласились. Когда же „барон“ пожелал выпить вместе с ними бокал шампанского, то они были на седьмом небе от счастья. С трудом подбирая немецкие слова, они старались выразить свою благодарность за оказанную им честь. Вероятно, Булич с замиранием сердца думал: вот она, цель жизни, вот один из тех хозяев жизни, которые либо помогают выйти в люди, либо, скомкав, как ненужную бумажку, выбрасывают вас на помойку. Наверняка он мечтал о том, что „барон“ поможет ему. Здорово было бы стать директором какой-нибудь компании, принадлежащей „барону“, — большой дом, слуги, которые уважают и боятся вас — вот какие мысли пронеслись у него в голове. Когда на следующее утро он занял свое обычное место в министерстве, вероятно, сердце его пело от радости, хотя дурные предчувствия и укоры совести немного портили мелодию. Впрочем, эти слабые голоса легко было подавить. В конце концов Г. получил за свои деньги то, что хотел. Ему же, Буличу, нечего было терять: пусть будет, что будет. Ведь прямым, честным путем богатства никогда не достигнешь.

„Барон“ был так добр, что пригласил Г. и его очаровательных друзей поужинать послезавтра вместе с ним.

Мне казалось, что в таких делах надо действовать по принципу „куй железо, пока оно горячо“, и я спросил Г., не мог ли Булич за эти два дня передумать. „Конечно, он эти два дня думал о том, — сказал Г., — какие блестящие перспективы его ожидают и как он отметит этот праздник сбывшихся надежд“. Он на секунду задумался, лицо его стало торжественно-серьезным. Вдруг ироническая усмешка пробежала по его губам, и он процитировал Гете: Ach! Warum, ihr Götter, ist unendlich, alles, alles, endlich unser Glück nur?[28] Как видите, Г. не лишен чувства юмора.

В этот вечер все должно было решиться. Димитриос занялся мадам. Он говорил ей комплименты, похвалил ее мужа и пригласил их обоих погостить у него в Баварии в следующем месяце. Он бы с радостью принял их в Париже или в Каннах на принадлежащих ему виллах, но там весною очень холодно. А в Баварии им будет очень хорошо, особенно ее мужу, который, бросив свое министерство, наконец сможет как следует отдохнуть.

Безусловно, все это было ужасно примитивно, но ведь и супруги Булич умом не отличались. От россказней и от выпитого шампанского у мадам кружилась голова, и чем веселее становилась она, тем мрачней ее супруг. И вот тут-то Димитриос блеснул нехитрой режиссерской находкой.

К их столику подошла цветочница с корзиной цветов. Димитриос выбрал самую большую и красивую орхидею и широким жестом вручил ее мадам Булич, сказав, что просит принять этот цветок как дар от восхищенного ее красотой поклонника. Он достал из кармана бумажник и раскрыл его — из него выпала на стол толстая пачка денег. Каждая из купюр была по тысяче динаров.

Извинившись, он положил деньги в бумажник и сунул его опять в карман. Г., как и было задумано, сказал, что носить с собой такую большую сумму не очень разумно, и спросил „барона“, зачем это ему нужно. „Это получилось совершенно случайно, — небрежно ответил „барон“, — Просто перед тем, как с вами встретиться, я был у Алессандро и выиграл эти деньги. Бывали ли вы, мадам, у Алессандро?“, — спросил он. „Нет“, — ответила она. И пока „барон“ рассказывал, как все здорово устроено у Алессандро, где, не в пример другим игорным домам, все зависит только от вашего счастья, а не от искусства крупье, супруги угрюмо молчали — они отродясь не видели столько денег. „Конечно, мне сегодня ужасно везло, — закончил он, устремив свои горячие черные глаза на мадам, — Если вы никогда не были у Алессандро, то мне доставит громадное удовольствие сопровождать вас“.

Они были не в силах побороть это искушение.

Разумеется, их ждали и тщательно подготовились. Рулетка была исключена, потому что здесь мошенничество практически невозможно. Была выбрана карточная игра trente et qurante. Минимальная ставка — двести пятьдесят динаров.

Они пили коктейль и смотрели, как играют другие. Наконец Г. решил попытать счастья и два раза выиграл. „Барон“ спросил мадам, не хочет ли она сыграть. Она посмотрела на мужа. Булич извиняющимся тоном сказал, что у них с собой очень мало денег. Димитриосу только этого и надо было. „Какие пустяки, герр Булич! Алессандро мой друг и, значит, поверит в долг моему хорошему знакомому. Ну а если вы проиграете, то расплатиться можно чеком или оставить расписку“.

Итак, все готово — фарс начинается. Появился Алессандро, и „барон“ знакомит его с супругами Булич. Узнав, в чем дело, тот разводит руками: какой может быть разговор? Друзья „барона“ — его друзья. Да и причин для волнений пока нет — вот если бы господам не повезло, тогда, конечно, другое дело.