Тридцать дней тьмы

Исландия всегда представлялась Ханне страной, жители которой, пусть и в легкой степени, страдают манией величия; что являлось тому причиной – вулканы, водопады или саги, – она не знала. Однажды ее пригласили на вернисаж одного исландского художника, писавшего миниатюрные литографии, и среди собравшихся она оказалась единственной датчанкой. Весь вечер она провела в компании, где говорили исключительно по-исландски, хотя все прекрасно знали английский, а большинство и датский. Нельзя сказать, чтобы по отношению к ней кто-то вел себя недружелюбно, нет, напротив, ей кивали и любезно улыбались. А будучи немногословной, Ханна и сама редко чувствовала себя частью общества. Если бы в тот вечер ей удалось увидеть со стороны безмолвную саму себя, она наверняка сочинила бы увлекательную историю о том, кто она такая. Потягивая красное вино, она сидела и слушала, не понимая ни слова, однако при этом ощущая, насколько присутствующие переполнены чувством гордости. Не той характерной для датчан гордости, основанной на комплексе нации-лилипута и гласящей: «Мне необходимо самоутвердиться». Нет, эта гордость, основанная на уверенности в себе, казалась у них врожденной. То, что в нулевые эта чрезмерная самоуверенность обернулась безответственной финансовой политикой и шальными инвестициям и грозящими ввергнуть вулканический остров в пучину бедности, стало обратной стороной медали.

«Хусафьордур» – значилось на табличке, к которой они подъехали. В темноте трудно было окинуть взглядом весь поселок целиком, однако Ханне удалось разглядеть стоящие на порядочном расстоянии друг от друга дома, которые как бы отделяли равнину от морского побережья. Она также констатировала, что построена деревня была во время экономического подъема шестидесятых со всеми атрибутами характерной для них малопривлекательной бетонной архитектуры. Да, не таким в ее представлении было идиллическое гнездо писателя. А каким, спрашивается? Глиняной хижиной с покрытой мхом и лишайником крышей, как на почтовых открытках в аэропорту? Они обогнали подростка, катящего на велосипеде без фонарика, проехали мимо закрытой бензозаправки. Все признаки провинции. Зазвонил ее телефон. Это был Бастиан.

– Ну что?

– На завтрашний утренний билеты закончились, но вечером в 20.00 можешь вылететь рейсом SAS с промежуточной посадкой в Осло. Место было найти трудно, так что имей в виду, расходы на эту прогулку будут вычтены у тебя из гонорара.

– Какого еще гонорара?

– Ладно, прекрати. Так ты летишь или нет?

Джип подъехал к дому, стоящему на отшибе посреди поля. Элла заглушила мотор. Ханна попыталась рассмотреть объятое тьмой и тишиной жилище Эллы. Построенный из дерева двухэтажный дом был старше своей хозяйки и, по мнению Ханны, слишком велик для одного человека. За обрезом крыши в небе висел полумесяц и виднелось усыпанное звездами небо. Ей вдруг пришло в голову, что вот уже много лет она толком не видела звезд. В городе легко забываешь, что они вообще существуют.

В телефоне раздалось покашливание.

– Кредитка у меня в руках, а палец готов нажать на клавишу. Так что, мне подтверждать заказ билета?

В голосе Бастиана звучали нотки недовольства.

Ханна взглянула на дом, подумала о том, какие новые неизвестные возможности для нее все это может открыть. Прошло мгновение. Она сделала глубокий вдох и внезапно ощутила прилив спокойствия.

– Ладно, не подтверждай. Получишь ты через месяц свой детектив.

Открыв дверцу, она вышла из машины.

6

Чтобы войти в дом, ключ Элле не потребовался. Сначала Ханна подумала, что дверь дома не заперта по причине забывчивости пожилой дамы, однако по той непринужденности, с которой хозяйка пригласила ее войти внутрь, она поняла, что дом не был заперт вовсе не случайно. Хусафьордур был тем местом, где никому и в голову не приходило запирать свои двери. Элла небрежно скинула свою кофту на комод и, как показалось Ханне, прямо-таки скользнула из узкой прихожей в помещение, которое, по-видимому, служило гостиной. Сама Ханна с трудом втащила свой чемодан внутрь и скинула пальто и туфли, разместив их соответственно на крючке и на полу. И то, и другое отлично вписалось в прихожей, как будто было тут всегда. Она принюхалась к запахам жилья – пахло каким-то необъяснимым уютом. Ханна прошла вглубь дома, ступая по полу, покрытому толстым ковром, и втянула чемодан, колеса которого оставляли за собой следы.

– Þetta er mitt heimili[8].