Тридцать дней тьмы

Ханна вышла из дома без какой-то определенной цели, лишь собираясь поближе познакомиться с деревней, а также в робкой надежде обрести вдохновение. Она изо всех сил пыталась поскорее забыть о досадном утреннем происшествии. Ханна направилась в ту сторону, где дома местных жителей стояли более кучно. Шла она быстро, и укусы холодного встречного ветра были весьма ощутимы. Она поправила платок, в который куталась, прикрывая им одновременно грудь и шею. С моря наползали тучи, было похоже, что собирается дождь. Она прибавила шаг. При свете дня стали хорошо видны горы, расположенные к северу от домов. Казалось, они держат друг друга за руки, образуя своего рода защитную цепь вокруг деревушки. Или подобие неприступной изгороди. Пройдя примерно километр, она оказалась, если так можно выразиться, в самом центре поселения или на его главной торговой улице, судя по расположенным здесь магазинам товаров повседневного спроса и одежды. Оба были закрыты. Ханна осмотрелась по сторонам – нигде не видно и не слышно никаких признаков присутствия человека. Лишь стая чаек патрулировала территорию с воздуха. Неужели она попала в деревню-призрак?

– Kysstu mig!

Какой-то бродяга, одетый в лохмотья и до бровей заросший бородой, схватил ее за руку. Ханна вздрогнула от страха и неожиданности. Однако, взглянув на бродягу, она решила, что, скорее всего, это деревенский дурачок – такие обязательно встречаются в местах, подобных этому. Ханна попыталась перейти на английский:

– Извини, я не понимаю.

– Kysstu mig! Поцелуй меня!

Губы бородача сложились для поцелуя, в глазах блеснула надежда. Ханне даже захотелось его поцеловать; она и сама не знала почему, может, чтобы удивить его? Да и саму себя. Однако пахло от бородача, как от бочки селедки. Всякое бунтарство имеет свои границы.

– Может, как-нибудь в другой раз.

– А деньги у тебя есть?

Ну конечно, вслед за любовью сразу следуют деньги. Ханна выудила из кармана купюру и, кладя ее в коричневую от грязи ладонь, спросила:

– Нет ли здесь в поселке какого-нибудь кафе?

Бородач ухмыльнулся.

– Ты знала, кого спросить. Мне известно все в этой деревне, я вижу все, что тут происходит. Только вот множества шикарных кафе не наблюдаю. А ты?

Ханна улыбнулась: вероятно, она поторопилась с выводами. Действительно, деревенский дурачок, владеющий искусством сарказма столь же безупречно, как и английским. Может, он все же не такой уж дурачок?

– О’кей, кафе у вас нет. Где же тогда собираются люди?

– Дома. У моря. Или в «Браггине»[13].

– В «Браггине»?

– Единственный бар в поселке.

– А до него далеко?

– Могу проводить. Надо же потратить это.

Грязная рука взмахнула только что полученной от Ханны купюрой. Хорошо еще, что ей в общем-то не нужны были эти деньги. Пропить их в баре ничуть не хуже, чем потратить каким-нибудь иным образом. Один алкоголик другого не осудит. Лохмотья колыхнулись и уверенно двинулись в известном их хозяину направлении, Ханна поспешила следом. Неужели же и она когда-нибудь может стать такой одинокой, что придется выпрашивать поцелуй на улице у незнакомого человека?

8

Ханна ощутила знакомую духоту питейного заведения еще до того, как дверь в «Браггин» распахнулась. Вслед за своим новым другом она прошла в темный кабачок и слегка разочарованно осмотрелась по сторонам. Коричневые цвета интерьера, помимо барной стойки здесь было всего два застеленных потертой клеенкой столика, на них вазочки с искусственными цветами и пепельницы. Вокруг столиков белые пластиковые стулья. За одним столом сидели несколько обветренных местных жителей, которые, вероятно, когда-то были рыбаками, а теперь больше всего напоминали давно уже махнувших на себя рукой людей. Стоявший у игрального автомата толстяк относился к тому же типу уставших от этой жизни бывших рыбаков. Посреди бара стояла женщина лет пятидесяти с лежащей у ее ног собакой и оживленно беседовала о чем-то с барменом. Судя по тону, речь шла о том, что ее весьма волновало. У слушавшего ее бармена вид был невообразимо скучный, как будто он слышал эту историю уже тысячи раз, как наверняка и обстояло дело. Лишь один из присутствующих здесь выпадал из типичного кабацкого пасьянса. За стойкой бара сидел темноволосый мужчина приблизительно одного с Ханной возраста, и многие, вероятно, назвали бы его слишком красивым или слишком аккуратным и ухоженным, чтобы зависать в подобном заведении с утра в среду. Мужчина читал книгу, Ханна разглядела, что перед ним на стойке стоит стакан колы. Деревенский дурачок поприветствовал бармена и, добавив к купюре Ханны еще несколько своих, взял себе пиво. О Ханне он уже успел позабыть и присоединился к компании разочаровавшихся в жизни бывших рыбаков. Ханна взгромоздилась на один из высоких барных стульев по соседству с любителем колы. Оторвавшись от книги, он обратился к ней по-английски:

– Туристка?

Ханна кивнула.

– Из Дании?

– Да, а что, так заметно?

– Просто догадался. Думаю, ты бы вполне могла сойти за исландку.

– Почему?

– Сложно сказать… Может быть, волосы. Или суровый взгляд.