Читаем Тридцать дней войны полностью

Февральские туманы, дожди и промозглость в марте сменились вдруг безветрием, палящим солнцем. Бойцы воевали в черных от пота гимнастерках. Наладился своеобразный фронтовой быт. Солдаты обзавелись буйволами из числа разбежавшихся по полям и ставших бесхозными. Сидя однажды в жаркий полдень у интендантов, среди ватных ушанок, консервных банок, в сараюшке на обочине шоссе номер 7 (в сторону Лаокая), я наблюдал караван буйволов, тащивших на плоских спинах целую роту. Снабженцы, сами довольно предприимчивые ребята, раскрыв рот смотрели на находчивого командира, возглавлявшего колонну, продвигавшуюся в сторону фронта. На следующий день они уже не дожидались часами дефицитных грузовиков — отпущенные перед боем на волю буйволы подтаскивали все необходимое на позиции.

Выработались и необходимые навыки. При артналете ложились на тропу, шоссе, в крайнем случае, рядом с кюветом. В кусты, после того как в них погибли два оператора ханойского телевидения, не бросались. Там диверсанты нередко ставили минные ловушки — именно в расчете на такие случаи. Ночью ездили только в случае крайней необходимости — засланные с китайской стороны провокаторы, переодетые во вьетнамскую форму, могли полоснуть по автомобилю пулеметной очередью, а то и швырнуть гранату.

Из иностранных журналистов в эту тридцатидневную войну погиб один — Исао Токано, корреспондент органа ЦК КПЯ газеты «Ака-хата». Это случилось в Лангшоне. Мы попрощались с ним на траурной церемонии, состоявшейся в Ханое. Ее организовали трудящиеся столицы, представители вьетнамской и иностранной прессы. Отдать последний долг журналисту пришли секретарь ЦК КПВ, генеральный секретарь Постоянного комитета Национального собрания СРВ Суан Тхюи и член ЦК КПВ, главный редактор газеты «Нян зан» Хоанг Тунг. Прилетела из Токио жена Токано. Держалась она мужественно.

Один из коллег процитировал Хемингуэя: «Писать правду о войне очень опасно и очень опасно доискиваться правды… Когда человек едет на фронт искать правду, оп может вместо нее найти смерть. Но если едут двенадцать, а возвращаются только двое — правда, которую они привезут с собой, будет действительно правдой, а не искаженными слухами, которые мы выдаем за историю. Стоит ли рисковать, чтобы найти эту правду, — об этом пусть судят сами писатели».

Возлагая венок от корпункта «Правды» к цинковому гробу погибшего коллеги из «Ака-хаты», я невольно заметил, что дипломаты из японского посольства держатся поодаль, в сторонке от прилетевших на церемонию в Ханой сотрудников газеты японских коммунистов. Токано и его политические друзья оставались для официального Токио прежде всего «красными»…

Судьба часто сводила меня на фронтовых дорогах, а то и в одной машине с чехом Вацлавом Бервидой, неунывающим, общительным и энергичным репортером до мозга костей, готовым, невзирая на зной, дождь или обстрел, с ходу отправиться за интересным материалом. Он писал для ЧТК и газет, увлекался репортажами для радио, много и хорошо снимал. Универсалами были и два венгра — Шандор Дьери и сменивший его затем Иштван Зараи. Оба проявили себя отличными товарищами. Друзья из ГДР работали вчетвером — Дитер Пфлаум, его жена, приехавший из Берлина знаток Индокитая Хель-мут Капфенбергер и затем корреспондент «Нойес Дойчланд» в Париже Герхард Лео. Невозмутимо и спокойно работал во фронтовых районах подтянутый, выдержанный, корректный кубинец из Пренса Латина Франк Эччевериа.

Конечно, у каждого были свои проблемы. Мы помогали друг другу, как могли, и прежде всего транспортом. Иной раз в УАЗ или «джип» набивались вшестером-всемером. Случалось и так, что в суматохе у нас на всех оставался один переводчик. Чаще всего это был переводчик на немецкий язык — молодой, крепкий парень, сильный и выносливый. При необходимости Дитер Пфлаум переводил нам с немецкого на французский, которым владели все… Помню, как мы, усомнившись в правильности перевода, несколько раз переспрашивали, услышав необычное словосочетание — «конница на рельсах». А китайская конница действительно наступала по полотну железной дороги.

Работать в самом начале боевых действий в прифронтовой полосе Лангшопа, Каобанга и Хоангльеншона было сложновато из-за большого числа понаехавших со всего света коллег. Отдел печати вьетнамского МИД и без того не всегда был в состоянии по вполне понятным причинам — из-за неукомплектованности кадрами прежде всего — вовремя удовлетворить сделанные запросы, хотя и стремился к этому. Он принял к тому же решение подпускать зарубежных журналистов к фронту не ближе чем на 10 километров. Решение в принципе правильное. Толпа корреспондентов, числом более сотни, «вооруженная» теле- и кинокамерами, «рвущаяся» в бой, могла оказаться на прицеле у китайской артиллерии, заметь ее неприятельские наблюдатели.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Заберу тебя себе
Заберу тебя себе

— Раздевайся. Хочу посмотреть, как ты это делаешь для меня, — произносит полушепотом. Таким чарующим, что отказать мужчине просто невозможно.И я не отказываю, хотя, честно говоря, надеялась, что мой избранник всё сделает сам. Но увы. Он будто поставил себе цель — максимально усложнить мне и без того непростую ночь.Мы с ним из разных миров. Видим друг друга в первый и последний раз в жизни. Я для него просто девушка на ночь. Он для меня — единственное спасение от мерзких планов моего отца на моё будущее.Так я думала, когда покидала ночной клуб с незнакомцем. Однако я и представить не могла, что после всего одной ночи он украдёт моё сердце и заберёт меня себе.Вторая книга — «Подчиню тебя себе» — в работе.

Дарья Белова , Инна Разина , Мэри Влад , Олли Серж , Тори Майрон

Современные любовные романы / Эротическая литература / Проза / Современная проза / Романы
Навеки твой
Навеки твой

Обвенчаться в Шотландии много легче, чем в Англии, – вот почему этот гористый край стал истинным раем для бежавших влюбленных.Чтобы спасти подругу детства Венецию Оугилви от поспешного брака с явным охотником за приданым, Грегор Маклейн несется в далекое Нагорье.Венеция совсем не рада его вмешательству. Она просто в бешенстве. Однако не зря говорят, что от ненависти до любви – один шаг.Когда снежная буря заточает Грегора и Венецию в крошечной сельской гостинице, оба они понимают: воспоминание о детской дружбе – всего лишь прикрытие для взрослой страсти. Страсти, которая, не позволит им отказаться друг от друга…

Барбара Мецгер , Дмитрий Дубов , Карен Хокинс , Элизабет Чэндлер , Юлия Александровна Лавряшина

Исторические любовные романы / Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Проза / Проза прочее / Современная проза / Романы