Тридцать дней

— Стало быть, господин водный маг, целовать меня для вас честь? — полюбопытствовала я. — И почему же вы всё еще живы?

— Мне стоило умереть от счастья? — широко улыбнулся водник.

— Скорей, от стыда, а вы сияете, подобно начищенному золотому. Уж тому ли господину вы служите?

— Если бы я служил вашему господину, то вряд ли мне выпало счастье ощутить силу страсти самой Игнис Сиел, — не смутился мужчина. — Похоже, я все-таки на верной стороне.

Я сделала шаг назад и вновь склонила голову к плечу, прошлась по воднику изучающим взглядом, после выпрямилась и спросила, указав себе за спину:

— А вы дружили с Эйвилоном Аллиертом?

— Мы были дружны, — более осторожно ответил маг.

— Но для вас честь целовать меня?

— Целовать само воплощение Зла? О, да, — он сократил разделяющее нас расстояние. — Вы знали, что даже ваши враги мечтают о вас, Игнис? Породил ли вас Хаос, или вдохнула жизнь Тьма, но сотворил они вас на диво совершенной. Лицом, — он коснулся моей скулы костяшкой согнутого пальца, — и телом.

Мужская ладонь легла мне на талию. Водник склонился ниже, намереваясь повторить вчерашний опыт и… Змеиный хвост захлестнул его шею. Рывок, и маг отлетел от меня, ударился спиной о противоположную стену, а я встретилась взглядом с потемневшим взором глаз-озер.

— За какой Тьмой? — ледяным тоном спросил меня Скай.

— Что именно? — уточнила я.

— За какой Тьмой ты творишь? — внес ясность Аквей и обернулся к моему незадачливому поклоннику, бросив: — Поговорим позже. Исчезни.

Тот спорить не стал. А кто бы стал, если над тобой нависает разверстая пасть гигантского змея, между ног сидит крыса, успевшая спрыгнуть с моего плеча, когда появился хозяин замка, и сам Скайрен смотрит слишком пристально, чтобы обманываться его видимым спокойствием? Водник, чьего имени я так и не узнала, поднялся с пола и исчез так быстро, насколько ему позволила боль в теле от удара о стену. Но уже почти свернув за угол, он обернулся и произнес одними губами, пользуясь тем, что Аквей снова смотрит на меня: «До встречи».

Я усмехнулась, и мой похититель обдал очередной порцией холода:

— Тебя что-то веселит в произошедшем, Игнис?

— Только твое своевременное появление, — ответила я. — Боюсь, если бы я выцарапала глаза наглецу, меня бы твои люди сожгли вместе с замком. Кто же поверит, что воплощенное Зло всего лишь защищалось от похотливого мерзавца, решившего, что женщину можно лапать против ее желания?

— Что-то я не заметил, чтобы ты была против, — ядовито ответил водник.

— Ты просто не досмотрел, — хмыкнула я. — Правда, Скай, на твоих людей я не покушаюсь. Мне хочется жить, а Господин, знаешь ли, никогда не страдал от приступов жалости и прощения.

Взгляд водника, чуть смягчившийся, вновь стал колючим. Он посмотрел на портрет Эйвилона Аллиерта.

— А ты, Игнис? Что ты знаешь о жалости? — спросил он, глядя на беловолосого водника.

— Я давно забыла, что это, Скай, — ответила я, тоже глядя на изображение мертвеца.

— Господин вытравил из меня все чувства, и жалость была одной из первых.

— Но крысу ты пожалела, — Аквей развернулся ко мне. — Почему ты ее спасла?

Я пожала плечами. У меня и вправду не было ответа.

— Это вышло как-то само собой, — сказала я. — Может, потому что Венн тогда был мне врагом, и Искра оказалась в ловушке, как и я.

— Искра… — Скайрен усмехнулся. — Забавно.

— Что — забавно?

— Всё, — ответил он и отошел от портрета. — Забавно, странно и отвратительно в равных долях. Передо мной стоит чудовище, выжигавшее целые деревни лишь за то, что они не смогли заплатить своему Господину требуемую дань из-за неурожая. Бездушная сука, убившая на моих глазах лучшего друга. Тварь, издевавшаяся надо мной больше года, а я вижу красивейшую из женщин, которая спасает крысу, дает зверям имена, и они идут за ней, словно на привязи, готовые оберегать и защищать от любого, кто причинит ей зло. И эта женщина одинокая, слабая, хрупкая, но продолжает держать спину ровно, несмотря на то, что на ее плечи давит всеобщая ненависть. Я видел обе эти стороны одной сущности, но никак не могу совместить их. Жгуче ненавижу первую и не могу заставить себя злиться на вторую. Какая ты настоящая, Игнис Сиел? Что было до того, как Темный накинул на тебя удавку своей власти?

Я молчала. Смотрела на него и молчала, не зная ответов на вопросы. Какая я настоящая, кто бы сказал мне это… Я помню себя с момента, когда Господин дал мне имя, и очень смутно то, что было до возрождающего пламени. Раньше еще мелькали в памяти какие-то обрывки, теперь сплошной туман. Кем я была рождена? Простой смертной, магом? Кто были мои родители? Где я жила? Даже свой возраст до возрождения, я помню примерно. Пятнадцать или шестнадцать лет, но может было и меньше, а может больше.

— Ты не знаешь, — понял проницательный Аквей. — Он забрал у тебя даже память. Но что дал взамен?

— Себя, — ответила я и вновь перевела взгляд на портрет Эйвилона Аллиерта, вспоминая о том, что привело меня сюда. — Господин подарил мне бессмертие, вечную юность и красоту. Наделил силой, равной которой нет, и только Он превосходит меня…