Тридцать дней

— Ну-у, — протянула я, — на первый вопрос я, наверное, знаю ответ. В себя я пришла не так давно. До этого лежала живым трупом среди цветов Сонника. А на второй вопрос у меня ответа нет. А где мне стоять?

— Да, возможно. Сон наведенный, мог поэтому не чувствовать, — согласился Аквей. — А что тебе непонятно по второму вопросу? Я вообще-то ожидал повторения истории с похищением из Черного замка. Но я не могу изменить твою форму, а значит, вытащить отсюда.

— Тогда я знаю ответ, — усмехнулась я, вдруг сильно пожалев, что проснулся именно этот дар. — Ко мне вернулась невосприимчивость к чужим чарам и воздействию. Из-за этого я и очнулась, иначе, судя по количеству цветов, мне следовало проснуться намного позже. Наверное, поэтому и в доме никого нет.

— Ясно, — деловито кивнул Скайрен. — Значит, просто не будет. Вернусь позже.

И он снова исчез в ведре.

— Эй! — воскликнула я, запуская руки в воду. — Скай! — Но вода стала обычной, жидкой и текучей, никакой водник в ней больше не прятался. С досадой притопнув ногой, я развернулась и решительно направилась к двери, ведущей на улицу.

Толкнула деревянную створку и нахмурилась, она была заперта снаружи. Усмехнувшись, я подошла к большому столу и уселась на его край. Ноги поставила на лавку, приставленную к столу, подперла щеку кулаком и принялась ждать. А что мне еще оставалось? Дверь мне не выломать, в окошко ничего не видно, рассматривать в землянке было нечего, заняться нечем. Покосилась на ведро, но водник не спешил осчастливить меня новым явлением.

Триги… триги… Что-то было смутно знакомым в этом слове. Такое ощущение, что я про них все-таки что-то знала, но благополучно забыла. Вздохнув, я перевернулась и растянулась на столе в полный рост. Моя память упорно стремилась что-то мне подсказать, но никак не могла пробиться сквозь рой беспорядочных мыслей. Я закрыла глаза и попыталась расслабиться…

— Как же ты хороша…

Что это, шепот ветра, или шелест листвы на деревьях? Я прикрываю глаза, подставляю лицо под невесомо-ласковые касания, не похожие ни на касания пальцев, ни на поцелуи. Невозможно приятно. Душа стонет от болезненной нежности, и хочется кричать на весь мир о том, что мое сердце пылает от любви.

— Моя…

— Что это?! — взвизгнула я и порывисто села, ошалело оглядываясь вокруг себя.

Логово трига было всё также пусто, и кроме меня и моего тяжелого хрипловатого дыхания ничего не нарушало его тишины. Я схватилась ладонями за щеки. Сердце бешено колотилось в груди, грозя вырваться наружу с каждым новым ударом. Мотнула головой, но голос, только что услышанный мной в воспоминаниях, по-прежнему звучал в ушах. И самым страшным было то, что я не узнала в нем голоса своего Господина. Это не Вайторис говорил мне такое привычное «моя». Не было его покровительственных ноток. Тот, кто ласкал меня, не подавлял волей, не указывал на свою власть, не привязывал к себе признанием. Он просто… любил?

— Великая Тьма, что это?! — со стоном вопросила я тишину логова. — Со мной такого не было, не было!

Никогда и никого я не любила кроме моего Господина. Ни для кого мое сердце не билось чаще, и уже давно не ускоряет бег при взгляде на Вайториса. Я отдала ему душу, но сердце остыло несколько столетий назад. Ничто во мне не пылает, кроме страсти. Лишь в эти мгновения я сгораю до пепла. Я не знаю, что значит — болезненная нежность. Даже к Вайтору я не испытывала ничего подобного. Смотрела снизу вверх, восхищалась, млела от полуулыбки и похвалы, но…

«Как же ты хороша»…

— Прочь! Убирайся прочь, кто бы ты ни был! — выкрикнула я и замолчала, оглушенная звенящей тишиной, едва ли потревоженной моим криком. — Прошу…

О чем я просила? Наверное, о том, чтобы бессмысленное видение исчезло, словно его никогда не было, но память, будто издеваясь надо мной, вновь и вновь шептала мне чужим незнакомым голосом слова, которые проникали в самую душу, тревожа и причиняя острую режущую боль. Откуда эта боль? Зачем? Почему? В моей жизни никогда не было этого голоса, тогда почему в глазах стоят слезы? И отчего я ищу ответа на вопрос — что за странная греза смутила мой разум?

— Хватит!!! — заорала я, и… дверь открылась.

На меня смотрели две женщины. Именно женщины, без единой шерстинки, разве что черты их лица были грубоваты, да фигуры и рост не несли в себе никакого изящества. Они смотрели на меня без всякой враждебности или интереса, скорей, равнодушно. Я вздернула подбородок, ответив надменным взглядом свысока. Признаться, была даже рада их появлению, мысли, терзавшие меня, наконец, померкли и дали вдохнуть полной грудью, но не кидаться же мне было с радостными объятьями к двум дикаркам, явившимися не понятно для чего.

— Проснулась, — отметила одна низким голосом.

— Слишком рано, — ответила вторая.

— Тем лучше, — произнес голос еще невидимой женщины, и она раздвинула руками первых двух.