Тридцать дней

— Чужая удача и чужая власть в равных долях опасны для жизни их обладателя, — лицо Вайториса оказалось надо мной. Красные пряди свесились вниз, смешавшись с черными прядями моих волос. — Чтобы никому до тебя не было дела, стоит оставаться серой тенью. — Он некоторое время вглядывался мне в глаза, а я вспомнила, что говорил о них Скай. Вайторис не слепец, и он видит перемены.

Я понимала, что могу последовать новые вопросы, и решила быть первой.

— Зачем я тебе, Вайтор? — уже в который раз спросила я, и в который раз не получила ответа. Лишь усмешка в глазах. — Почему именно я?

— Потому что ты, — ответил он. После сел ровно, разглядывая меня из-под прикрытых ресниц. — Что для тебя Скайрен Аквей?

— Игрушка, — прошептала я, сомкнув веки. Так было проще лгать.

Господин усмехнулся.

— Я должен был убить его вместе с остальными, но мне казалось, что ты сделаешь это за меня. Я был уверен, что он не переживет одну из твоих забав, и ты собственными руками уничтожишь единственного мужчину, который сумел задеть твое холодное сердце за столько лет. Это было бы… забавно. Игнис сама уничтожает еще одну свою слабость. Мне так нравилась эта идея…

Вот теперь я открыла глаза и изумленно воззрилась на Вайториса. О чем он говорит? Слушала и не понимала. Или просто не желала понимать, потому что смысл слов Вечного был настолько невероятен, что поверить в него было невозможно.

— Слишком долгий взгляд, мое пламя, слишком красноречивое молчание и слишком затянувшаяся забава.

— Он был груб…

— Они все были грубы, но одного из водников ты довела до безумия, осталась равнодушна к смерти землевика, кричавшего громче всех. Не захотела проучить огневика. Воздушника и вовсе обошла стороной. Ты выбрала его, выбрала с первой минуты. Поддерживала в нем силы, заботилась. Кого еще из своих недолговечных игрушек ты приказывала мыть и подкармливать время от времени? Ты выпивала их за два-три дня и забывала. Аквея же терзала больше года, но всё еще не пресытилась им. Я всё это видел. — Вайторис вновь усмехнулся. — Со временем даже стало интересно, чем и когда это закончится. Ошибка!

Я вздрогнула, когда его голос промчался по покоям громовым раскатом. Ладонь Вечного с силой ударила по полу.

— Изначально ошибка! Нужно было давить выродка сразу!

Меня царапнуло то, как Вечный назвал Аквея, но свое возмущение я смогла сдержать, лишь отметила:

— Но сейчас ты его тоже не тронул.

Господин кинул тело вперед, упер ладони по обе стороны от моей головы и навис сверху, сверля меня злым взглядом. От его тела шел жар, казалось, еще чуть-чуть, и он вспыхнет, и тогда меня уже ничего не спасет от смерти. Но Вайторис всё еще удерживал себя, лишь лицо исказилось от обуревавшей его ярости.

— Радуеш-шься, Игнис-с, — прошипел он, словно змей. — Рано радуешься. Щенок сдохнет. Но мне мало его быстрой смерти, даже его медленной и мучительной смерти мало. Я буду уничтожать Аквеев одного за другим, от старика до младенца, женщин, мужчин, подростков. Всех, в ком есть хоть капля проклятой крови. Я вырву с корнем его род, и выродок будет следить за его падением. И когда не останется никого, ты, мое пламя, именно ты убьешь его, а я буду стоять за твоим плечом и смотреть, как ты уничтожаешь свою последнюю слабость, потому что иных слабостей у тебя к тому времен не останется. — Я смотрела на Вечного, не мигая и не дыша. Его слова что-то будили в моей душе, и это что-то нарастало волной жгучей боли и такой же ярости. Он улыбнулся, но улыбка Господина больше напоминала оскал, и я невольно раздвинула губы, отвечая ему тем же. — Не волнуйся, дорогая, к тому моменту, когда ты вырвешь сердце из груди водника, он будет ненавидеть тебя так сильно, что даже твое имя станет для него ядом. Я сделаю всё, чтобы так и было…

«Ну, давай же, дорогая, сделай это».

Я оборачиваюсь и беспомощно смотрю на Вайториса. Его короткие красные волосы ворошит ветер, на губах играет почти ласковая улыбка.

«Пожалуйста», — шепчу я. — «Пожалуйста, не заставляй меня».

«Я ведь тоже говорил тебе «пожалуйста, не делай этого», но ты не захотела услышать меня», — равнодушно отвечает Вечный. — «Теперь оглох я».

«Ты всегда глух!» — выкрикиваю я. — «И если бы мог, ты бы уже давно убил меня!».

«Ты и так умрешь», — он пожимает плечами.

Я закрываю лицо ладонями и пытаюсь удержать надрывный всхлип, но он всё равно прорывается наружу, и Вечный смеется. Он издевается надомной, его забавляет моя боль и борьба за жизнь того, кто уже давно проклинает меня. Тот, ради кого я живу, теперь ненавидит меня всей душой, потому что каждый раз смотрит, как я убиваю его родных, спасая его самого от смерти. Торн каждый раз умоляет меня убить его, но я не слышу, не могу услышать, потому что вместе с ним умрет моя душа.