Тридцать ночей на винограднике

- Спокойнее, спокойнее, - говорит он сам себе и выступает как римский солдат, гордо поворачиваясь по квадрату комнаты. - Больше дыхания! Раз-два, раз-два... Быстрее, быстрее, - повторяет он и начинает резвиться: он носится по комнате, как бес, он начинает даже напевать, подпрыгивая и хлопая себя по мягким частям, он чуть ли не касается моего носа и проносится вихрем. Солнышко, солнышко, - напевает он бабьим голосом, - выгляни в окошечко, ти-та-та, ти-та-та... Осторожнее, осторожнее - это вредно для почек... Выше ногу, раз-два, раз-два... - и он начинает плясать, потрясывая задницей, старый чорт.

Видали ли вы когда-нибудь что-либо подобное? Он переходит в исступление, он не удовлетворяется всем этим, сейчас он пронесется коридором, - вихрь переходит в бурю. "Держись! - говорю я себе. - Он опрокинет стол, он не остановится ни перед чем, такие способны на все, начитавшись Бальмонта". И профессор кружится над моим носом, вытанцовывая голые вальсы...

Все было тихо, все спали, никто ничего не видел. За окном прогудел гудок, и мы встали, как ни в чем не бывало. Практиканты давно побежали вниз, к подвалам, профессор ушел по делам: он уезжает сегодня в двенадцать часов.

- Очень жаль, - сказали мы с Поджигателем, здороваясь. - Оставайтесь еще. Скоро сбор винограда, самое горячее время... Куда вам спешить?

- Что вы, что вы! - профессор замахал руками. - Я не один. - Он обворожительно-интимно рассказал о жене, извинился: - Положение обязывает... - хотя он, конечно, непрочь, но... - и он разводил руками. - Мы воспитаны совсем иначе... Пока, пока! - кричал профессор, приветствуя нас поднятой рукой и исчезая в дверях.

Он побежал хлопотать о вине, оно нужно ему для памяти. Я видел из окна его торопливость: он бежал, как большой раскормленный заяц.

Так. Он уехал в полдень, обвешанный рогожными кульками.

Мы встретились вместе только к вечеру, в столовой. Овидий пришел туда раньше нас и ждал за столом, любезничая с практикантами. У него поразительная общительность и умение сходиться с людьми с первой же встречи.

Конечно, он сидит обнявшись со стриженым Сергиевским и напевает ему свои обычные рассказы, которые я знаю достаточно хорошо.

- Ба! - закричал он, бросаясь к нам: - куда вы испарились, сонливые черти? Вы просыпаете лучшие дни и не знаете, что творится на свете. Видали ли вы профессора? Он уехал - мы сейчас провожали его на машину. Садитесь, садитесь, - я взял для вас ужин и ожидаю вас целую вечность... Я соскучился и

ужасно рад вас видеть. Ей богу, я тосковал о вас всю ночь... Я притащил вам замечательный арбуз.

Мы сели. Поджигатель серьезно поздоровался со студентами, и принялся за суп. Овидий болтал нам всякий вздор; я заметил, что он необычайно оживлен, галстук его сбился на бок, у него вид гимназиста, выдержавшего экзамен. Зрачки его глаз разошлись застывшим девическим испугом, темный блеск их напитался ночными потемками. Да, я согласен с ним, что арбуз действительно замечательный на вид.

- Где вы пропадали? - спросил его Поджигатель, хмурясь. Он оглядел юношу как будто искоса, но меня не проведешь: этот взгляд скользнул по лицу Овидия сухостью тревожных материнских губ. - Рубашка ваша вываляна, точно вы сидели в угольной яме!

- В самом деле? - Овидий весело рассказал нам о виноградной ночи. Он познакомился с китайцем, и они караулили вместе у Магеллатовой Короны, за озером. - Вот они, - обратился он к студентам, - знают этот участок: там лучшие шампанские сорта... Знать его - это очень важно для моей книги.

Его необходимо знать, - повторил он несколько раз, и студенты сочувственно кивали головой. Китаец подарил ему замечательный арбуз и рассказал много интересного.

Овидий сообщил нам, что его поражает серьезность, с какой здесь относятся к вину, и необычайная преданность всех рабочих виноградникам и виноделию. "Наша Абрава" - произносят здесь, и это звучит непередаваемой гордостью. Совхоз видывал виды. Удельное имение, коронованное орлами, оказалось революционным гнездом, и лучшие его люди, ценившиеся на вес золота, не пошли по стопам титулованных хозяев. Тут отгремели, прошли грозные дни, немало ночей простояло, застыв у пулеметов, и легенды Абрау, перестав быть легендами на карточках ресторанов, вдруг опахнули горы хаосом новых бурь...

- Да, - рассказывал нам Овидий, - китаец Жан-Суа знает многое. Напрасно вы прячетесь под одеялом и просыпаете жизнь. Я провел прекрасную ночь, и мы бродили по императорской короне, отпугивая медведей. Они приходят с гор и тревожат товарища

Ван-си, караульщика, имеющего, звание кандидата окружного комитета партии... Да, да, не смейтесь! Медведи шляются кругом, когда вы спите и видите дурацкие сны.