Тридцать один

– Временное правительство Изумрудного острова пока не подало официальное прошение о вашем аресте и экстрадиции, но я задерживаю вас за нарушение введенного советом магов военного положения!

– Да? – беспечно протянул дядя.

– Конечно. – любезно ответил Сыч. – Вы выбрали неудачное время для шалостей, задержанный! Миры на грани войны, нас ждет раскол, анархия и прочие ужасы. А вы верхом на радуге, врываетесь в закрытый для посетителей мир! Может, вы специально открыли этот путь? Возможно, вы поддерживаете Константина?

– Кого? – скривившись, уточнил Оливье.

– Какая неосведомленность, а может быть хитрость? Вы действительно не знаете брата нашего достославного покойного короля? Право, неосторожно!

– Начинаю терять терпение. – пробормотал дядя.

– Зря. – высокопарно заметил глава тайной канцелярии. – Совет магов считает, что преступная защитница и наш неудавшийся король Константин, союзники!

– Что?

– Изменники! – холодно сказал Сыч.

– Хорош тролля валять! – не выдержал Оливье.

– Ведите себя культурно!

– Что! – взревел дядя. – Ты решил отвертеться от спора?

– От чего? – удивился Сыч. – Не понимаю вас, задержанный.

– Я так и знал! – закричал Оливье, наступая на главу тайной канцелярии. – Недавно, я готовил тебе Семисветское жаркое под лимонно-чесночным соусом. Ты сказал, что новый король хоть и безумен, но ты сам бы поставил мешок риса сырца тому, кто откроет хотя бы один луч, питающий радужный мост. Было?

– Ну. – вяло согласился Сыч. – Политическое положение было совсем другим…

– Я сказал, что ловлю тебя на слове. – перебил дядя. – Мы произнесли магическую спорную формулу и ударили по рукам! Так? – не отставал он, приближаясь к столу.

– Да.

– Ага! – взревел дядя и протянул руку.

Сыч моргнул и нехотя подал свою. На их ладонях вспыхнуло синее свечение, превратившееся в веревку, связавшую руки у запястий.

– То-то же. – сказал Оливье. – Где мой мешок?

Глава тайной канцелярии отдернул руку и в сердцах сплюнул на пол.

– Поглотитель тебя подери, Оливье. Ты прекрасно знаешь, что у меня нет мешка сырца!

– Спор есть спор. – пожал плечами дядя, присаживаясь к письменному столу.

– Короли приходят, и уходят... – опустив глаза, начал Сыч.

– А сырец растет в цене! – гаркнул Оливье.

– Что же, говори, что тебе надо! – нахохлившись, сказал Сыч.

– Моя честно заслуженная награда. Мешок сырца.

Справившись с эмоциями, глава тайной канцелярии надел маску невозмутимости и погрозил дяде пальцем.

– Прибыв в Благодатные земли, ты послал знак синей звезды. Поэтому, ты здесь. Ты прекрасно знал, что мешка сырца у меня нет. Деньги ты, скорее всего, не возьмешь. Значит! У тебя есть предложение, на которое, я скрипя сердцем, соглашусь.

– Как скучно. – ответил Оливье.

– Выкладывайте, задержанный. – строго сказал Сыч.

– Как скажите, господин глава тайной канцелярии. – проговорил дядя. – Из мешка риса сырца, я бы мог приготовить, что угодно, даже Пир на весь мир.

Глава тайной канцелярии вздохнул.

– Покороче, задержанный, я вполне осознаю стоимость мешка сырца.

– Хорошо. – Оливье тоже вздохнул. – Первое, ты оформишь мой арест. Все тридцать миров должны знать, что я здесь. Потом, ты выпустишь меня под залог. Размер вознаграждения установишь и оплатишь сам.

Сыч кивнул.

– Во-вторых, после вечернего отлива мой корабль должен стоять у причала большой арены.

Глава тайной канцелярии еще раз вздохнул и повторно кивнул.

– В-третьих, мне нужны два…– Оливье оглянулся на нас. – Три билета в большую арену на завтрашний виктатлон.

– Все? – натужно спросил Сыч.

– Почти. – растягивая буквы ответил дядя.

Глава тайной канцелярии поджал губы, выжидательно глядя на Оливье. Дядя потянул время, наслаждаясь нервным напряжением Сыча, и добавил:

– Мне нужен почетный караул, пусть твои мальчики подбросят нас к банку.

На непроницаемом лице Сыча проступило облегчение.

– Что же, договорились.

Он протянул руку и Оливье пожал ее. Появившаяся из синего блеска веревочка развязалась и исчезла. Несмотря на это, дядя продолжал трясти руку главы тайной канцелярии.

– Приятно иметь с вами дело. Обожаю Благодатные земли. Буду рад посетить вас снова.

– Свободны, подозреваемые. – с нажимом проговорил Сыч, высвобождая руку.

Поморщившись, он убрал красную папку и, не глядя на нас, вернулся к картам.

– Спасибо, ваша любезность не знает границ. – продолжал тараторить Оливье, выходя из пыточной комнаты. – Я никогда не сомневался, что вы человек чести. Ваше слово непоколебимо. Благородство безмерно. Слава о нем разошлась далеко за пределы Благограда. Да что там Благоград, за пределы Благодатных земель…

Преодолев темный коридор, мы влезли обратно в повозку. Следом за нами запрыгнул круглолицый и второй гвардеец.

– В банк! – бросил дядя и развалился на скамейке, облокотившись на меня.

– Мы попадем на арену? – с детской непосредственностью спросил архивариус.

В его словах скрывались и надежда, и страх, и радость. Оливье великодушно кивнул.

Круглолицый постучал по крыше повозки и нас подняли наверх.