– Откуда мне знать, – проворчал он. – Нас проглотил кощей.
– Как в чистилище, только темнее.
– Мы в междумирье, накрой меня волна! – подал голос дядя.
Я сразу вспомнил его слова: «твой прадед помог мне выбраться из междумирья».
– Не бывает никакого междумирья! – взбунтовался Евлампий. – Между мирами ничего нет. Это все знают!
Я не видел дядю, но почувствовал, как он усмехается.
– Некоторые знаменитые кулинарные мастера не верят в магистрат. Но как говорил привратник чёрного входа чистилища: «Я не мог всю жизнь проработать в несуществующем месте».
Голос Мровкуба звучал издалека, и отдавался басовитым эхом.
Я чуть не схватился за голову, но вспомнил, что держу верёвку. Мы болтаемся неизвестно где. Летим, поглотитель знает куда. Может, прямо на твёрдые, острые скалы, на которых разобьемся и погибнем, а они спорят что существует, а чего нет.
– Безусловно, – прокричал в ответ голем. – Магистрата не существует! Я не стал возражать, господин, из уважения к вашему магическому происхождению.
– Какой тактичный валун! – поддел Оливье.
– Да! Я горжусь своим культурным и интеллектуальным уровнем! – взъярился Евлампий. – В отличие от вас, у меня есть и то, и другое!
Дядя лишь засмеялся в ответ.
– Что же, высококультурный кирпич! Гы! Звучит, как травоядная чупакабра! Если ты всё на свете знаешь, и мы не в междумирье, тогда где мы? Как отсюда выбраться?
Голем затаил дыхание. Он быстрее взорвётся от распирающей гордыни, чем признается, что чего-то не знает. Я изучил его повадки.
– Ну что ж, – подождав, протянул дядя. – Раз напыщенный болтун потерялся, а туда невежде и дорога, слушай меня!
– Как сказал кормчий, разбившись об скалы: «Я весь внимание!» – уже ближе раздался голос архивариуса.
– Мы в междумирье. Эту дырищу ни с чем не перепутаешь, – сообщил Оливье. – Здесь бездействуют магия и зелья. Не работают артефакты и механизмы. Тут ничего нет! Почти никто не живет!
– Могу полюбопытствовать… – начал архивариус совсем рядом.
– Не можешь! Если не хочешь встретиться с местными лично, заткнись!
– Я бы непременно…
– Нет, не хочешь! – закричал Оливье. – Потому что если я не хочу, никто не хочет!
– Я тоже не хочу, – согласился я.
От одной мысли, что во мраке и пустоте кто-то живёт, кишки переворачивались.
– Кое-где стенки миров сильно истончаются… – продолжил дядя.
– У миров нет стен! – простонал Евлампий.
Оливье выдержал паузу.
– Мне показалось, – мягко проговорил он, – кто-то что-то сказал. Видать ослышался. Там, где стены тонкие, можно влезть в один из тридцати миров. В какой? Если повезёт в подходящий.
– Понадеемся на удачу! Да окропит нас источник магии! – поддакнул архивариус.
– Как нам эти тонкие места искать? – не понял я.
– Непросто, как ловить глубоководного томпондрано. Нужен опыт! В прошлый раз я проторчал в междумирье целую вечность. Бежал один, без балласта. А с таким экипажем… Не знаю!
– Как? – настойчиво переспросил я.
– Засни.
– Здесь? – ужаснулся я.
– Крысёныш! Захлопни клюзы, последняя смелость вытечет! Нужно застрять между сном и явью.
– Я никогда не сплю, – встрял Евлампий.
– В гильдии Иллюзий говорят: «Сновидения самая сильная магия!». Они научили меня не спать и не бодрствовать, – поделился архивариус.
– Поднять флаг! – обрадовался Оливье. – Крысёныш, обвяжись веревкой и притворись ветошью. Учудишь что-нибудь, брошу здесь!
– Да, учитель, – заверил я, старательно затягивая петлю.
Проверив узел, я как следует дёрнул.
– Учитель, а как же вы?
– Я завязал морской узел и наказал тебе ничего не делать!
– Я и не делаю, – отозвался я.
– Молчи! Еще раз раззявишься, будешь пузыри пускать! Ты, чародур. Висишь между сном и явью, ждешь как всё вокруг изменится. И не дёргайся!
– Как говорят в мире летающих городов: «Ляг на облако и следи за радугой». Да? А что изменится?
– Всё! – не выдержал Оливье. – Зенки твои лопнут! Увидишь сразу все тридцать миров!
– Между мирами ничего нет! – вскрикнул Евлампий.
– Глаза разуй, или чем ты зыришь! Ты прямо посреди междумирья, – прикрикнул на него дядя.
– Как сказал один умерший: «А что дальше?» – вмешался архивариус.
– Выбирай самый яркий мир и ползи к нему, тихонько, как обрюхаченная морская звезда! – гаркнул Оливье.
– Как говорил один погонщик пегасов: «Тут же опереться не на что…
– Поэтому надо отсюда валить! – вспылил дядя. – Привлечём местных, пожалеем!
Я вздохнул. Жутко, когда не понимаешь, что тебя ждет. Такова моя жизнь – плыву в крохотной «лодке», гребу тяжелыми вёслами я, а рулём правит кто попало.
В темноте страшно молчать, но как только я открывал рот, Оливье начинал вопить и распускать руки. Получив третью оплеуху, обычную, не магическую, от которой в голове звенело не меньше, я стиснул зубы и заткнулся. Молчал так старательно, что даже уморился. Глаза слипались, но хоть ничего не было видно, я боялся их закрывать. Сразу казалось, что рядом кто-то ворочается, облизывает зубастую пасть, принюхивается и подкрадывается поближе.