Тридцать один

Стол ломился от разнообразных блюд. Я и не представлял, что из еды можно делать такое! Большинство яств, я даже не мог идентифицировать. Поэтому кушал то, что лежало ко мне ближе всего. Начав с темно-красного мяса, украшенного зеленью и гроздью прозрачного винограда.

Прожевав, огненный ящер уставился на меня. От взгляда его, не мигающих, глаз по моей спине побежали мурашки.

— Я высший судья Тринадцатого Темного Объединенного мира. Я стою на страже закона. Меня зовут Последний. — проговорил саламандр и снова замолчал, рассматривая меня.

Я решил он хочет, чтобы я спросил.

— Почему вас так называют?

— Потому, что я Последний. Будет так, как я говорю. За мной никого нет, я Последний!

Он выглядел очень гордым этот огромный рыжий ящер. Я понял, что должен потешить его самолюбие и добавил:

— Наверное, трудно все за всех решать?

— Я не решаю. — парировал Последний. — Я слежу, чтобы каждый соблюдал законы.

Он отпил из высокого фужера, смешно фыркнул и продолжил.

— У нас есть поговорка: «Если ты не следуешь закону, закон последует за тобой на край света!»

Эту народную саламандровую мудрость, я решил не комментировать.

— Это истина, ведь вы здесь. — добавил он.

— Я не нарушал ваших законов. — не согласился я.

— Это не так. — возразил Последний.

— Я никогда не был в вашем мире. — высказал я последний аргумент.

— Это не имеет значения. — отрезал саламандр.

Я взял кубок и залпом выпил. Думал, что прибавиться храбрости, но нет поджилки тряслись все сильнее.

Последний, все также неотрывно, смотрел на меня через стол.

— Закон гласит, что ученик получает от учителя мудрость, опыт и знания. Их связь крепка, они обмениваются жизнями. Поэтому, не только учитель ответственен за ученика, но и наоборот.

— Какое наказание ждет браконьера? — тихо спросил я, начав понимать, куда он клонит.

Ящер взял со стола мясо и вцепился в него зубами. Он явно тянул время, наслаждаясь моей беспомощностью и страхом.

Я ждал. Кусок больше не лез в рот. Я сидел и смотрел, как Последний двигает челюстями.

Прожевав и посчитав, что с меня достаточно, он заговорил.

— Закон гласит: «В Тринадцатом Темном Объединенном мире каждое живое существо имеет право на достойную смерть.»

И что? Хотел закричать я, но сдержался.

— Тот, кто лишит существо такой возможности, должен сам потерять право, которым дорожит.

На этот раз, сдержаться оказалось еще тяжелее. Лишение мифического права? Я уж заволновался. Тоже мне наказание. У меня и прав-то ни каких нет, кроме смерти за источник магии. Мне настолько полегчало, что я снова начал есть.

— Я пока не знаю, какого права вас лишить. — проговорил Последний. — Я не могу принять решение, не узнав вас, поэтому и пригласил на обед. Чтобы понять, чем вы дорожите!

Давай понимай. Думал я, отправляя в рот очередную порцию мяса. Тарелка быстро опустела так, что мне пришлось перейти к другому блюду. На длинной овальном блюде лежал ящер. Похожий на саламандра, сидящего передо мной, только маленького и без бороды.

Я хотел отодвинуть посуду, но Последний пристально наблюдал за мной, и выражение его морды не предвещало ничего хорошего.

— Евлампий рассказал вам о застольных традициях?

— Да.

— Он упомянул, что хозяин и гость должны вкусить друг друга, чтобы понять один другого?

— Нет. — с дрожью проговорил я.

— Я так и думал. — медленно вымолвил Последний. — К сожалению, у голема нет вкуса, поэтому ему не понять насколько он важен!

Саламандр поднял кусок мяса и проглотил, гладя на меня. Я понял, другого выхода нет. Отрезал ящерице хвост и укусил. Холодное мясо оказалось кислым и одновременно пресным. Почти безвкусным, если не считать горечи.

— Хорошо, — похвалил Последний, — но понимание будет поверхностным, если мы не поймем себя.

Саламандр взмахнул рукой. Блюдо с ящерицей поднялось в воздух и полетело через стол. Одновременно, в мою сторону парила тарелка, из которой ел высший судья.

Я ждал, затаив дыхание. На посуде, приземлившейся на стол, лежало маленькое тельце в точности похожее на меня, только без ошейника. Я сглотнул. Сейчас из меня извергнется все, вплоть до утренней яичницы.

— Хозяин и гость должны вкусить себя, чтобы понять себя. — проговорил Последний и, подхватив маленького ящера, проглотил.

Я держался из последних сил. Съеденное просилось наружу, намекая, что я не готов к самопониманию. Желудок всячески сопротивлялся местным традициям. Разум же говорил, что если я им не последую, желудок мне больше не понадобится. В конечном счете, рассудок победил. Я схватил маленькое тельце и, зажмурившись, впихнул в рот.

Начав жевать, я с удивлением почувствовал, что вкус не похож на мясо. Мягкое, приторно сладкое и одновременно жесткое и острое. Прожевав, я посмотрел на Последнего.

— Мы ведь не ели самих себя? — сконфуженно спросил я.

— Конечно, нет. Это всего лишь метафора.

Я не понял, что такое метафора, но почувствовал облегчение.

— Вы вкусили пищу с зеркала души, и оно показывает только внутреннюю суть.

Кажется, я понял. Подхватив с тарелки кусок окорока, я положил его на стоящее передо мной блюдо. Мясная вырезка моментально превратилась в мою маленькую копию.