Тридцать один

— Есть несколько способов уничтожения голема или, если говорить точнее, лишение его возможности активного существования. Ибо уничтожить то, что итак не живое, нельзя. Уничтожить, буквально означает превратить в ничто, ни-что-же. А превратить в ничто то, что…

— Мы поняли, господин бывший архивариус, прошу прощения, что перебиваю, но мы отклонились от основной мысли и цели нашего диспута, к которой способы уничтожения големов не имеют никакого отношения. — вмешался Евлампий.

— Простите великодушно мою словоохотливость, виной тому длительное отсутствие общения с реальными собеседниками. — согласился архивариус.

— Иногда, лучше быть одному, иначе какой-нибудь оборотень превратит тебя в камень. — проворчал голем.

— Прекрати нести чушь. — разозлился я. — Я не виноват в том, что случилось с королем Дарвином. Это ты начал палить во все стороны, попал в сосуд и напугал фею! Поэтому…

— Поэтому, не надо было мне мешать! — резко ответил Евлампий.

Я вздохнул. Что за бред? Почему я вечно виноват? Повернувшись, я презрительно посмотрел на голема. Хотел сказать, что он лучше всех признает свои ошибки, но не успел. В дядиной камере сверкнуло, и вверх поднялся столп черного дыма.

— О источник магии, какая незадача. — запричитал архивариус. — Это моя вина, я должен был предупредить!

Над стенкой, между камерами, показалась голова Оливье. Его лицо покрывал толстый слой сажи. Он обвел нас затуманенным взглядом и спросил:

— Что произошло?

Я даже не узнал его голос, так мягко и растерянно прозвучал вопрос.

— Прошу прощения, я должен был предупредить. — зачастил архивариус. — В произошедшем, полностью моя вина господин…

— Мастер Оливье. — подсказал Евлампий.

— Благодарю вас, господин голем. — вежливо кивнул Мровкуб. — Мастер Оливье! Тюрьма нашпигована заклятьями, как фаршированная утка яблоками. Сожалею, я не опознал в вас мага, поэтому не акцентировал внимание на защитных чарах. Каменная терраса защищена от колдовства узников. Любое чародейство нейтрализуется. Артефакты, как правило взрываются, уничтоженные обратной амплитудой заклинания, а на творившего ворожбу накладываются чары спокойствия и повиновения.

— Я использовал перстень связи, хотел отправить сигнал на корабль. — сонно проговорил дядя.

— Хорошая попытка, мастер Оливье. Вы все-таки не чародей. Поэтому, я не почувствовал в вас источника магии. Вы используете артефакты и магические вещи? — спросил архивариус.

— Не совсем.

Мровкуб пожал плечами.

— Мне не ловко пользоваться сложившейся ситуацией и допрашивать вашего друга. — признался он.

— А он будет об этом помнить? — уточнил я.

— Скорее всего, да. — неуверенно проговорил архивариус. — Признаться, я не полностью читаю, а тем более расшифровываю запутанную систему заклятий. Последовательность наложения и другие неизвестные факторы, сильно усложняют топологию магических процессов.

— Жаль. — вздохнул я, из всего сказанного, поняв только, что на дядино беспамятство рассчитывать не приходится.

— Ради благого дела можно пожертвовать принципами. — громко сказал Евлампий и продолжил допрос вместо архивариуса. — Мастер Оливье, что вы собирались делать?

— Установить связь с кораблем. — вяло повторил дядя.

— А дальше? — не унимался голем.

— У него обширные магические возможности. На небольшие расстояния он может создавать перемещательные порталы.

— Как любопытно. — продолжал допытываться Евлампий. — А что еще может ваш корабль, капитан?

— Очень многое. Круг чернокнижников вживил в мою шхуну душу гремлина. Поэтому, корабль практически живой и способен…

— Это отвратительно! — взвился голем. — Запирать душу живого существа в предмете, это преступление!

— Позвольте с вами не согласится! Все естествоиспытатели единогласно заявляют, что гремлины любят устраивать свои обиталища в технических изобретениях. — заметил архивариус. — Обычно, это предметы небольшого размера.

— Любят? — бушевал Евлампий. — У них что, спрашивали?

— Существует огромное количество трудов на тему одержимости предметов гремлинами. В Королевском университете исследований Черной империи проводили опыты с часами. Так экспериментаторы установили прямую связь между гремлином и захваченным предметом. Если часы уничтожали, живший в них гремлин, спустя несколько дней, умирал.

— Какое это имеет значение? — попытался я урезонить спорщиков.

— Что горит? — громко спросил Оливье и его голос больше не звучал растерянным.

— Это моя вина. — снова начал архивариус.

Дядя не дал ему закончить.

— Меня тоже начинает интересовать, как уничтожить голема! — закричал он.

Лицо Оливье покраснело от ярости.

— Будь уверен! — проревел он. — Мне это не составит труда! Меня ведь не интересует, останется ли в живых оборотень!

Я вздрогнул, но промолчал. Чтобы не происходило, я всегда оказываюсь крайним.

Дядя скрылся за стеной, а я приподнялся и бесшумно подобрался к архивариусу. Голем молчал. Угроза Оливье заставила его задуматься.

— Простите, — прошептал я, — вы пытались бежать?

Задумавшийся архивариус взглянул на меня так, словно первый раз увидел.