Тридцать одна сказка обо всём на свете

– Ах, слава Богу!… Мы-то словно вас только и ждали,… сегодня вечером все свои накопления пересчитали,… ещё и поразились, как их у нас много,… но зачем нам они, когда на свете ещё столько неимущих терзается!… Так что забирайте наши накопления!… Ах, как хорошо, что вы здесь,… нам вас сам Господь послал!… – крестясь и радуясь, прощебетали они и тут же по комнатам разбежались. И секунды не прошло, а они уже несут из закромов золотые червонцы, четвертные ассигнации, драгоценные камни, жемчужные ожерелья, и прочие свои богатства. Враз всё собрали в холщёвый мешочек, и Фимке прямо в руки отдали. И только он хотел идти, как хозяин остановил его.

– Ой, погодите,… куда же вы сейчас такие-то пойдёте?… ведь там же наверняка разбойники рыщут!… Вдруг нападут на вас, на божьих-то людей,… вы вот что, не прогневайтесь, возьмите-ка мой револьвер,… я, конечно, понимаю, вам в человека стрелять не положено,… ну так вы хоть в воздух для острастки пальнёте,… напугаете их, окаянных!… А вот теперь идите,… и храни вас Господь… – всунув в ладонь Фимки ещё и револьвер, напутствовал он, да на прощанье перекрестил.

А хозяйка, так та вообще благоговейными слезами залилась. Плачет милая, будто какая великая радость свершилась, вроде Иисус её посетил. Ну а Фимка под такой шумок развернулся и на выход подался, разбойнички за ним. Тут хозяева на колени упали, и давай молиться, словно на них божья благодать сошла. Тем временем разбойнички успели уже в лес забежать. Идут по кустам, и диву даются, Фимкой восхищаются.

– Это как же у тебя так всё получается!?… ничего у них не попросил, просто с улыбкой несколько фраз проговорил, и они тебе всё сами отдали!… Прямо чудеса какие-то!… Ну, всякое со мной бывало,… и стрелять, и угрожать приходилось,… и деньги, и брильянты, и золото отбирал,… но чтоб так легко куш взять, да ещё, чтобы тебе же и револьвер от разбойников оборонятся на дорожку присовокупляли, такого не было!… – изумлённо пробасил Понкрат.

– Да-да,… такого с нами ещё не было,… чтоб от нас же самих, нам же и оружие давали!… Ну, ты мастак на уговоры, парень!… – тоже изумились обломы-подельники, однако всё равно Фимке на глаза снова повязку надели. Мешок с добычей и револьвер у него забрали, да опять домой в лесную избушку понесли. Так закончилось первое Фимкино ограбление.

9

И вот с этой первой удачной ночи началась у Ефимки другая жизнь. Теперь он тоже стал разбойником, хотя и со своей собственной спецификой. С его участием все ограбления проходили без выстрелов и истязаний жертв. Всё проходило гладко, спокойно и чётко, без сучка и задоринки. Сначала не спеша обобрали одну близлежащую волость, затем другую, потом ещё одну, и ещё, и везде им сопутствовала удача. Денег, золота и других ценностей у разбойников набралось немало. В избушке ими были забиты все углы и полки. Уж девать всё это богатство некуда, а потому решили сделать из него клад.

Проще говоря, намерились зарыть все сокровища в лесу, в укромном месте, как впрочем, до них это делали все остальные разбойники и пираты. Естественно к этому делу Фимку привлекать не стали. А зачем он им нужен, лишний свидетель-то. Понкрат со своими здоровяками-подельниками собрали все ценности; золото, камни в один крепко-сбитый дубовый бочонок и отнесли его в чащу леса, в самое укромное место, да там его и закопали. Фимку с собой не брали, а чтоб он за ними не покрался подсматривать (недоверие к нему, так и сохранялось), с пасеки для пригляда за ним пригласили Миланью. Так они вдвоём и просидели пока другие клад прятали.

Кстати, надо заметить, что такой пригляд за Фимкой устанавливали уже не впервой. Не раз приглашали Миланью с ним посидеть. Хотя она и сама с охоткой приходила, приносила провиант для подкормки в будние дни, когда брат с подельниками на разбой не ходили. Вообще-то они почти всегда чего-нибудь вкусненького в имениях прихватывали, но это всё быстро съедалось. Так что Миланья была у них нередкой гостьей, и даже с Фимкой подружилась. Они подолгу беседовали о разных вещах; о погоде, о мёде, о лесном зверье, и даже о ярмарочных делах. Павда, брат Понкрат не велел Фимке при этом улыбаться.

– Ты болтать-то болтай, но лыбиться Миланье не смей,… ещё чего доброго влюбится в тебя, а я этого не желаю,… потому как человек ты ненадёжный, жулик и плут!… Вот мы, люди простые, прямые, разбойники, и всё тут!… А ты вьюн, проходимец, и оттого проку от тебя в любви нет,… покуражишься и бросишь сестру, а мне потом с ней горе мыкать!… Так что не вздумай кадрить,… лучше просто языками чешите!… – строго настрого упредил он, сам того не понимая насколько он близок к истине, ведь Миланья действительно полюбила Фимку, притом и без его обвораживающей улыбки, улыбка ему даже и не понадобилась. Однако виду Миланья не показывала, боялась разозлить брата.