Тридцать пять родинок

Вот такой улыбкой улыбался мне тогда Папа Док, пока я рассказывал ему, что я не просто хороший, а просто вообще отличный мужик. Улыбался и молча смотрел на меня сверху вниз.

Я постоял с минутку, собрался с мыслями и снова начинаю объяснять: «Ввереная вам в попечение студентка пребывает в полной безопасности, находясь в компании с таким джентльменом, каковым имеет счастье являться ваш покорный слуга…» Опять реакции ноль, только страшный шрам на лбу у спецназовца.

Заметив такое, я подорвался уже не на шутку и быстро-быстро начал опять по-новому: «Красное солнце встает над рабочими кварталами, йо! Каменные джунгли душат нас, браза! Дети цивилизации, мы все живем в оковах городской морали, оу йе!»

Тут Папа Док положил мне ладонь на плечо, да так, что я сантиметра на два в землю ушел и колени подогнулись, а он наклонился ко мне и сказал на хорошем русском: «Эх, мужик, горазд же ты трындеть по-английски, как я погляжу! Переводчиком будешь?»

Тут ведь, блин, какое оказалось дело.

Несмотря на все старания Папы Дока, некоторые дела с участием нагонийских студентов все-таки доходили до милиции и дальше — до суда. Дела в основном хозяйственные, но бывали случаи и заковыристые.

Из простых, например, — из комнаты нагонийских студентов бедные русские однокашники вынесли телевизор Sony. Нашли его в общаге быстро, конечно, но новый владелец утверждал, что темнокожие ребята чудо-технику продали ему сами, и в доказательство своих слов предъявлял какую-то расписку.

Или из тех дел, что посложнее: установление факта отцовства.

Тут я вспомнил частые разговоры на тему: «И как же это получается, что самые классные мужики всегда ходят с такими страшными девчонками?» Да очень просто все получается.

Представьте себе негритянского молодого паренька, приехавшего в Союз на шесть лет. Вот первые дни ходит он по Москве вместе со своими опытными коллегами-студентами, но потом ему начинает хотеться ходить с девчонками. А как найти подружку? Языка он не знает, нормальные девчонки, у которых есть хотя бы один ухажер, пусть даже в запасе, пусть даже есть просто надежда рано или поздно найти кавалера, с негритянскими парнями гулять не шибко рвутся, потому как, если что, соседки зашпыняют и прохода не дадут. И кто ж тогда оказывался под ручку с темнокожими парнями? Да очень просто — те, кому было уже просто пофиг с кем, лишь бы трахнуться. Такие девчонки не ждали милостей от природы — всеми правдами и неправдами добывали приглашения на тимирязевские дискотеки и там не дожидались, пока очумевший первокурсник наберется смелости в первый раз в жизни пригласить на танец белую женщину.

Такие девчонки быстро брали дело в свои руки, и не успевал темнокожий студент хлопнуть ушами, как его окручивали.

Были, конечно, и офигительные девчонки, которых просто перло от негритянских ребят, но таких по общему впечатлению было значительно меньше. Ну и вели они себя не так, как девчонки из первой категории. Когда неминуемо наступало время прощаться, девчонки, которых просто торкало от негритянских ребят, говорили своему кавалеру: «Пока-пока!» — и немедленно находили себе нового.

Но те, кто боялся даже загадывать, что же будет, когда мил-друг уедет с Советчины на свою жаркую родину, строили обычные женские козни. «Милый, у нас будет ребенок, придется жениться!» Что ж тут необычного, даже если это сказано по-английски?

Если паренек был не против, такие дела решались веселым пирком да за свадебку. А если паренька на родной африканской земле дожидалась черна девица, он в ответ своей временной подружке, как водится, заявлял: «На фиг, на фиг! Разбирайся сама!» Тоже вполне обычные слова, даже если их произносить на английском.

И вот тогда закипало дело об установлении факта отцовства — и здравствуй, советский суд, самый гуманный суд в мире!

По нашим гуманным советским законам каждому нерусскоязычному участнику процесса был положен переводчик — по желанию, конечно. И вот таким судебным переводчиком предложил мне подрабатывать Папа Док — по двадцать пять рублей за, так сказать, судный день.

Он бы и сам мог перевести все, что надо, но в делах об установлении отцовства вся линия защиты строилась по теме «А хрен его знает, который из них!».

То есть призванные на процесс свидетелями соседи и родственники заранее репетировали обличительные слова: мол, да-да, именно этот парень ходил к нашей дорогой девушке, узнаю его, конечно. Но в нужный момент в качестве свидетелей в зал заседаний входил пяток темнокожих ребят одинакового роста и в одинаковой одежде, и свидетелям предлагалось вот прямо сейчас, прямо на месте выбрать — кого же из них они видели 12 мая прошлого года выходящим из квартиры их соседки? Соседи и родственники вздыхали, разводили руками, шумно сморкались и под конец плевались в сердцах: «Блин, да кто ж их тут разберет??»

При такой линии защиты, когда главная мысль была «все они на одно лицо», очень яркая внешность Папы Дока в зале заседаний выглядела бы просто-таки диссонансом, поэтому лично присутствовать на заседаниях в качестве переводчика он не хотел.