Против чего-чего, а уж против уколов Мишка взбунтовался принципиально, а за ним принципиально взбунтовался и я. Мишка кричал, что он ещё нигде не читал, чтобы путешественнику, воспитывающему змей, вкатывали бы за это уколы!
- Во-первых,-кричал папа, стаскивая с Мишки штаны,-настоящий путешественник воспитывает змей у себя дома, а не в гостях!.. Во-вторых,- кричал папа, сдирая с меня штаны,- настоящий путешественник согревает змей только на своей груди, а не на груди своего двоюродного брата!.. Вкатите ему, пожалуйста, двойную порцию! Я вас очень прошу! - сказал папа, указывая доктору на Мишку и направляясь к двери.
Потом доктор перешёл со своими инструментами на мамину половину и начал там делать уколы Наташке.
А потом на нашей даче наступила полная тишина. Все разошлись по своим комнатам и улеглись спать. И только изредка доносившееся "ой" из Наташкиной комнаты говорило о том, что и Наташка так же, как и я, всё ещё не спит.
А я лежал, свернувшись калачиком, под тёплым одеялом и, потирая слегка место укола, испытывал, как всегда, в присутствии Мишки в одно и то же время два противоречивых чувства: с одной стороны, я был рад, что я сплю один, без всяких там ужей... за компанию... а с другой стороны, может быть, было бы не так уж плохо, если бы рядом лежал, свернувшись калачиком, такой жёлтенький симпатичный и безвредный ужик...
С этими мыслями я и уснул, а когда проснулся, то Мишки на даче уже не было. Я потёр спросонья место укола и от неожиданности и боли ойкнул. Затем повернулся на другой бок и увидел, что на моей постели сидит моя сестра Наташка. И такая грустная-грустная!
- Ой! - сказал я громко, потом помолчал и добавил: -"Ой, цветёт калина в поле у ручья..."
Потом я сунул руку под подушку и нащупал там записку. Записка была, конечно, от Мишки. Я загородился подушкой от Наташки и стал читать.
"Всё в порядке! - писал Мишка.-Подготовка к отважным путешествиям продолжается! Жди указаний!"
- Слушай, Валька,-сказала Наташка, думая о чём-то неизвестном,-а может быть...
- Что-может быть?-переспросил я её быстро. Тянет всегда слова как резину.
- А может быть... тридцать шесть и шесть... это ненормальная температура?..
- А какая же нормальная? - спросил я подозрительно.
- Тридцать шесть и девять... - с таким вздохом ответила Наташка, что я наконец-то сразу же понял, о чём... то есть, "%`-%%, о ком она думает... Тогда я протянул ей Мишкину записку. Может, ей от этой записки станет веселее, тем более что ведь ничего не кончилось, а всё только началось... Нача лось и продолжается. Теперь только бы скорее пришли от Мишки указания.