Иззи немного колебалась, но затем собралась:
— На прошлой неделе я бы не смогла ответить на этот вопрос, но у меня было тридцать часов и десять тысяч миль, чтобы подумать.
— И что же? Каков твой вердикт?
— Я умная. И нравственная. И добрая. И лояльная. Но я далека от совершенства.
Он крепче скрестил руки на груди, пытаясь скрыть дрожь в пальцах.
Иззи задумчиво посмотрела в окно, на шикарные сады его матери.
— Я разбила сердце отца, — начала она. — В тот день, когда он высадил меня в Трентоне. Я никогда не видела, чтобы он плакал, — как бы тяжело нам ни приходилось в финансовом отношении, он всегда оставался сильным. Но он плакал в тот день, а я думала, что это из-за расставания, но… это было не так. — Она тяжело вздохнула. — Я думаю, что разбила ему сердце. — Она повернулась и медленно прошлась по кабинету, обхватив себя за плечи. — Он стоял перед нашей старой разбитой машиной и махал мне, провожая в яркое новое будущее, которому я так радовалась. На мне была безупречная форма — первая новая вещь в моей жизни. Как можно быстрее я взбежала по каменным ступеням, потому что не хотела, чтобы кто-то увидел отца или автомобиль.
Ее грусть окутала Гарри как лондонский туман.
— Ты была ребенком… — Он начал оправдывать ее, прежде чем вспомнил, что не должен этого делать.
— Я отвергала жизнь, которую они пытались предложить мне. Как будто она была недостаточно хороша. И каждый раз, когда я звонила домой, чтобы поделиться событиями из школьной жизни, я только усугубляла боль. И я слышала это в их голосах. Поэтому… я просто… перестала звонить. Я начала писать электронные письма. Иногда СМС. Потом вообще ничего. — Иззи с отсутствующим видом провела пальцем вдоль крышки отцовского письменного стола.
— Я обменяла свою жизнь на новую, — продолжала она с горечью в голосе, — и никогда не оглядывалась назад. Потому что слишком больно было осознавать, как я поступила с собственными родителями. С людьми, которых любила. Слышать это в их голосах, знать, что они позволили мне практически исчезнуть из их жизни, потому что хотели, чтобы я была счастлива. И потому что мне удалось заставить и их стыдиться нашей жизни.
Она сделала глубокий вдох.
Гарри чувствовал ее боль, как бы Иззи ни пыталась ее скрыть, замаскировать. Его ноги начали двигаться сами собой, прежде чем он успел понять, что происходит. Гарри заставил себя остановиться на противоположной стороне стола, ухватившись за край, словно его жизнь зависела от этого.
— Ты прилетела на другой конец земного шара, чтобы исповедаться в этом?
Иззи смотрела ему в глаза:
— Я позволила нашим отношениям с родителями завянуть и умереть. Только чтобы не признаваться, как мне стыдно, что я отказалась от них — их любви, нашей жизни — ради лучшего предложения. Я приспособилась, по возможности заполнила пустоту и старалась отвлекаться от этих мыслей. И жизнь продолжалась. Только это была жизнь без руки или без ноги. Это возможно.
— Я не понимаю.
Она обошла стол, и у Гарри пересохло в горле, пока он наблюдал за ней.
— Я знаю, что могу поступить с тобой так же. Просто… отпустить тебя. Я действительно это умею. Будет нелегко, но я найду замену, приспособлюсь. И жизнь снова пойдет своим чередом.
Ее серьезная речь заразила его, и смысл слов спиралью закручивался у него в голове.
— Однако ты здесь.
— Потому что я не хочу отпускать тебя. Я здесь, чтобы бороться за то, что у нас было.
— Иззи, этого больше не существует, — проговорил Гарри, пытаясь убедить в этом скорее себя.
Ее грудь вздымалась в легком, безумно женственном платье.
— А если я не согласна?
— Отношения редко распадаются по обоюдному согласию. Кто-то уходит. И все заканчивается. Вот как это работает.
В его случае улетает. Первым классом. Но никакого комфорта он не заметил.
Улыбка дрожала в уголках ее губ. И сердце Гарри сдавило — в этот раз до боли. Потому что он просто с ума сходил от этой улыбки.
— Однако я здесь, — сказала она.
Гарри сделал глубокий вдох. Он не хотел, чтобы им манипулировали.
— Я сожалею, что ты потратила время и деньги. Но с момента нашего последнего разговора ничего не изменилось.
Он повернулся и вышел из комнаты, чувствуя, как сердце его разрывается от боли.
— Один час.
После недели разговоров шепотом Гарри показалось, что свежий британский голос Иззи просто прогремел на весь большой старый дом. Гарри замер. Обернулся. Потому что он хотел, чтобы это была правда. Хотя знал, что это больше не имеет никакого значения. Он уже выбрал курс.
— Один час, — повторила она с чувством собственного достоинства. — Именно столько я знала твою тайну, прежде чем ты уехал. Всего один час. И большую часть этого времени я провела в такси, пытаясь добраться до тебя.
У Гарри перехватило дыхание. Но он умел контролировать свой голос — спасибо совещаниям руководства.
— Я должен тебе поверить?
— Назови хоть один раз, когда я солгала тебе.
— Откуда мне знать?
— Думаю, ты и не смог бы. Я в этом так же хороша, как и ты. — Ее ноздри дрогнули. — А свидетельские показания помогут?
— Зависит от свидетелей.
— Поппи и Тори.