Тридцать три года спустя (Бэтмэн - 3)

Срывались маленькие картинки, билось стекло ажурных рамок, на их месте на стене оставались глубокие рваные провалы от ударов сковороды. Ухнула и разлетелась вдребезги зеркальная полочка с тюбиками кремов, флакончиками дезодорантов и фарфоровыми фигурками поющих птиц.

Селина носилась, как фурия, металась из стороны в сторону, разнося миленькую уютную квартирку, расположенную на втором этаже. Похоже, это было именно то, что нужно. Ее лицо раскраснелось, а глаза блестели, как у девчонки, пришедшей в луна-парк.

Последней жертвой сковородки стал телевизор. Артиллерийским залпом взорвался кинескоп, засыпая комнату мелкими, острыми осколками. Фанерный корпус разваливался, вывернув наружу свои электронные внутренности.

Селина на мгновение остановилась, наслаждаясь беспорядком, и вдруг почувствовала, что это все слишком просто и безвкусно. Она бросилась к дверцам кладовки и, перевернув там все вверх дном, вытащила из какого-то ящика большой пузатый баллончик черной краски в аэрозольной упаковке. Нажав на головку форсунки, она принялась расписывать стены кухни и гостиной. Медленно ведя струей по стене, девушка вошла в спальню и приблизилась к платяному шкафу. Начертив на его белоснежных дверцах авангардистскую композицию из ломаных и кривых линий, она распахнула дверцы и остановилась, раздумывая, что бы сделать с его содержимым. По внутренней стороне двери тем временем расползалась клякса.

Раздумье продолжалось недолго.

Струя черной краски прошлась по всему ряду одежды и принялась выписывать вензеля на тонкой розовой футболке, заливая нарисованные на ней смешные мордашки веселых котят. Изрисовав футболку, Селина сдернула ее с плечиков и, разорвав пополам, бросила под ноги. Та же участь постигла одну за другой и остальные вещи, находившиеся в шкафу. Разгром шкафа прекратился только тогда, когда девушка вытащила большую черную дождевую накидку. Она полюбовалась ее глянцевой поверхностью, блестящей в свете ламп и ночников, а потом удовлетворенно произнесла:

- Есть!

Она вприпрыжку подбежала к небольшому столику возле кровати, на котором стоял домик куклы Барби с маленькими комнатками и обстановкой, в мельчайших подробностях передающих стиль и образ жизни хорошей преуспевающей куклы, которую так любит ее нежная маленькая "мама". Не выпуская из рук плащ, Селина обрушила на эту наивную идиллию струю черной краски; она заливала каждую комнатку, каждую вещь в этом игрушечном мире. Но завершить работу не удалось. Баллончик иссяк. Тогда, взбесившись, секретарша пустой аэрозольной упаковкой просто разнесла дом вдребезги. Образовавшиеся развалины она смела на пол и растоптала. Дом умер.

Повернувшись, Селина запустила бесполезным баллоном в светящуюся корявую надпись: "Привет, милая". Буквы разлетелись, хлопая, как праздничные хлопушки.

Внезапно она совершенно успокоилась и, безмятежно улыбаясь, вытащила из-под стола большую пластмассовую коробку. Раскрыла ее, вывалив на стол гору катушек, лоскутков, кружев, иголок, взяла в руки плащ, и, повертев его перед глазами, принялась резать на мелкие кусочки, которые тут же сшивала толстыми белыми нитками.

За окном жалобно мяукали коты, расхаживая взад-вперед по подоконнику и заглядывая в комнату.

Селина ощутила: все, что она сейчас делает, происходит не по ее воле. Руки сами брали ножницы, сами кроили и сшивали материал, отрезали куски проволоки, выгибая из нее причудливые очертания кошачьих ушей. А ей было просто хорошо и спокойно. Она была счастлива.

Сшив узкую перчатку, Селина натянула ее на руку - и тут же поняла, что шьет себе не маскарадный костюм, а вторую кожу. Перчатка была именно тем, чего не хватало руке.

Селина принялась разгребать хлам на столе и вдруг почувствовала укол. Это под пальцы попалась шпулька от швейной машины. Девушка надела ее, подобно обручальному кольцу, на безымянный палец, отогнув лепесток крепления. Никелированное острие блеснуло в свете лампы, как железный коготь.

Кошка облизнулась, сдернула перчатку и продолжила работу.

Через час окно на втором этаже старого дома со звоном вылетело в ночной холод, разгоняя перепуганных котов. Тихий кошачий плач наполнил улицу, он усиливался, рос, и, дойдя до апогея, замер.

В это время одна кошка призналась своей подружке:

- Знаешь, киса... Не знаю как тебе, но мне сейчас гораздо лучше!..

Утро выдалось хмурое и пасмурное. Серое небо, как тяжелое одеяло, придавило город. Настроение природы совпадало с настроением граждан, начинающих потихоньку оправляться от потрясений вчерашнего вечера. На улицах было пустынно и тихо. И только возле большой скульптуры атланта, держащего на плечах модель атома, толпился народ в ожидании выступления мэра. Площадь была совершенно непригодна к проведению на ней каких-либо мероприятий и поэтому здесь, прямо на ступенях городского парка, была установлена небольшая трибуна, а внизу под лестницей расставили стулья для почетных гостей.

Мэр быстро подошел к трибуне и, облокотившись на нее, обвел присутствующих напряженным взглядом. Сидящий слева от него мистер Шрекк слабо кивнул. Мэр начал: