Тридцать три несчастья

Люба рванулась из коридора в спальню, чтобы остановить сына, но тётя Нина перехватила её: «Не надо, поздно…» Так и стояли обнявшись, пока он читал.

Прожила тётя Клава ещё сутки. Когда внук пришёл из школы, она взяла его за руку и сказала:

– Принеси мне мороженое. Только непременно эскимо.

– Ты его правда съешь?

– Ну… половину.

Денис убежал, а она внятно сказала:

– Люба, какая ты у меня хорошая. Только не надо Дениску… подпускать…

И умерла.

Люба не плачет, она отвыкла. Когда она последний раз слёзы лила? Когда платье свадебное мерила. Они вместе с тётей Клавой тогда плакали. Не от горя плакали, а по символу женского счастья, который так цинично использовали, чтобы залатать дыры в собственной жизни.

А тётя Нина считает иначе:

– Поплачь, девочка. Легче станет. Я понимаю, что ты потеряла близкого человека, которому могла душу излить….

– Нет, – мотает Люба головой. – Мне больше приходилось скрывать от неё, чем рассказывать. И всё равно она понимала. И сочувствовала. И любила.

До чего эта тётя Нина похожа на тётю Клаву! Не внешне, нет, только ростом они с кузиной одинаковы. Но сходство в характере явное: такая же ехидная и резкая, и в то же время понимающая. Они совсем мало знакомы. Кажется, дважды она при Любе приезжала. Близко общались только в этот приезд, когда по очереди сменяли друг друга у постели умирающей. Но, как оказалось, тётя Клава успела многое ей рассказать и о многом попросить. И на похоронах тётя Нина мастерски командовала, расставляла, успокаивала, объединяла. Оказалось, что она знала многих соседей и стариков из прежней жизни сестры, легко перезнакомилась с теми, кто возник в последние годы, а это, понятно, были Любины знакомые. Она одним взглядом укрощала недоброжелательную родню, особенно бывших свёкров. Она нагружала заданиями Дениса, не давая ему раскиснуть. Она, в конце концов, остановила разговоры родни о наследстве: «Всё завещано Любе!», и на возмущение какой-то троюродной Мани, что есть же брат родной, отрезала: «Клава компенсировала Любе её квартиру, которую Иван забрал, так что он не внакладе!» Ещё на пару дней задержалась, чтобы помочь прибраться.

В ближайшее воскресенье внезапно приехала Катя. С любопытством обошла квартиру. Брат встретил её неожиданно агрессивно:

– Ну что, тебя Кузнецовы прислали?

А Катя на удивление не обиделась:

– Дурак! Я прекрасно понимаю, что мама старуху любила. Я просто приехала её обнять.

Но Люба почему-то подумала, что дочь принесла плохие вести. И не ошиблась. Как только Денис убежал в бассейн, Катя подсунула матери полоску теста.

– Понятно. В Утятине ты тест купить не могла, все аптеки бабкины. Срок какой? Надеюсь, не от Кожевникова?

– Ты, мам, у меня кремень. Бабушка бы сейчас орала на три огорода.

– Был смысл предостерегающе заорать при зачатии. А сейчас чего уж? Рассказывай. Кто счастливый отец?

– Славка Петров.

– Подожди… этот мозгляк? Ой, извини, может у вас любовь…

– Да какая там любовь! Простая неосторожность.

– Значит, дело ещё хуже, чем я думала. И что ты собираешься делать?

– Я хотела с тобой посоветоваться.

– То есть переложить на меня ответственность? Ну нет, решать ты будешь сама. А я помогу всем, чем смогу. С ребёнком варианта два. Родить или убить. Со Славкой что? Любить или послать?

– Мам, тут такое дело… он сказал, что если я не с ним… ну, он фотографии мои выставит… ну, такие…

– Это называется интимные. Зачем ты позволила себя снимать?

– Что я, дура? У него камера такая миниатюрная.

– Ну, на шантаж поддаваться нельзя. В общем, так. Скажешь, фигура у тебя хорошая, пусть народ любуется. Заодно оценит его худосочную задницу, неброские гениталии и сексуальность по шкале Кинси.

– О-о, я запишу! Что за шкала?

– Ну, вообще она по оценке гетеро- и гомосексуальных наклонностей. Но едва ли кто-то из вашего окружения обладает такими специфическими знаниями. А вообще мы попробуем этот компромат изъять. Ещё какие-нибудь мерзкие подробности будут?

– Да. Он сказал, что я теперь в его власти, и он может заставить меня сделать что угодно…

– Да уж говори прямо. Друзьям уступить?

– Да.

– Я его раздавлю как червяка. И запомни, дочь: всё кончается. Непоправима только смерть. Так, ты отца предупредила, что заночуешь у меня?

– Нет.

– Позвони, скажи, что горло болит и температура. Мол, отлежишься у меня дня три. Пусть классную предупредит. А мы завтра идём к подростковому гинекологу.

Это она дочери демонстрировала спокойствие и уверенность. А сердце стучало, душа болела, мозг кипел. Не думала она, что её прагматичная дочь так испортит себе жизнь, не успев начать жить. Ладно бы романтика, любовь… с другой стороны, девочки в таком возрасте и в таких обстоятельствах часто совершают непоправимое. Эти соцсети, где травят подростков… нет, кажется, Катю им сломать не удастся!

В понедельник в поликлинике они провели несколько часов. Кое-какие анализы сдали, что-то назначили на завтра. Вернулись домой почти одновременно с Денисом. После обеда она сказала: