Тридцать три несчастья и немного везения

Кстати, насчет водоворота событий. А я ведь не видела Сесилию в гостиной, когда начался весь этот скандал с Дарианом и его якобы пассией. Где она была?

— Простите, виера Алекса, что отвлекаю вас, — извинилась она и быстро промокнула платочком покрасневшие глаза, словно стирая готовые пролиться слезы.

Я недоуменно вздернула брови. Она плачет? По всему выходит, что так. Но почему? Или за то время, пока я разбиралась с Магнусом, в доме случилось еще что-нибудь страшное?

— Я хочу с вами поговорить, — продолжила Сесилия, шмыгая распухшим от недавних рыданий носом. Покосилась за мою спину на неподвижного Норберга и замершего у его ног Магнуса и нерешительно добавила: — Если вы, конечно, не заняты. — Подумала немного и почти беззвучно добавила, опять всхлипнув: — Но это очень, очень важно!

Я в свою очередь тоже обернулась и посмотрела на Норберга, который пока не проявлял признаков жизни. И что мне делать? Как-то не хочется прерывать ритуал, чтобы предупредить о моей временной отлучке. Тогда придется начинать все сначала. Но и уходить без предупреждения не очень красиво. Вдруг Норберг увидит в воспоминаниях Магнуса что-нибудь очень важное, что надо будет непременно тут же рассказать мне?

— Пожалуйста.

Я скорее прочитала это по губам служанки, чем услышала — так тихо это прозвучало.

Опять в нерешительности посмотрела на Норберга и неожиданно разозлилась на себя. А, да ладно, ничего страшного не произойдет, если я на пару минут выскользну из библиотеки! Что со мной такого страшного может произойти в собственном доме?

— Только поскорее, Сесилия, — попросила я.

Та, не говоря больше ни слова, развернулась и выскользнула прочь из комнаты. Я, недоумевая все сильнее и сильнее от странного поведения домоправительницы, последовала за ней.

Сесилия между тем быстро удалялась от меня по коридору. Что мне оставалось делать? Лишь последовать за ней. Хотя, что скрывать, я ощутила, как в моей душе заворочалось глухое раздражение на поведение служанки. Хотя бы могла объяснить, куда и почему меня ведет. И что за такое таинственное дело, если его нельзя обсудить прямо здесь?

Между тем Сесилия достигла лестницы и начала подниматься. Я нахмурилась. Куда она идет? Третий этаж нашего особняка еще толком не обжит. Дариан устроил там настоящий склад всевозможных вещей, до которых никак руки не дойдут после переезда. Со временем мы планировали все это разобрать и сделать несколько гостевых спален. Но сейчас комнаты на третьем этаже были по большей части заперты.

Сама того не замечая, я все больше и больше замедляла шаг. Как-то не хочется мне больше идти за Сесилией. Пусть сначала объяснит, что все это значит? И я окончательно остановилась, тяжело опершись на перила.

— Простите, виера. — Сесилия, уже достигшая площадки третьего этажа и поджидающая меня там, виновато улыбнулась. — Я понимаю, что все это несколько странно и необычно. Но вы должны это увидеть!

— Что именно я должна увидеть?

Донельзя заинтригованная ее словами, я поднялась еще на несколько ступеней.

— Быстрее, быстрее! — поторопила меня Сесилия, от нетерпения даже приплясывая.

Я нахмурилась. Да что все это значит? То Сесилия рыдает, умоляя меня срочно пойти с ней куда-то. Теперь тащит на третий этаж, где кроме пыли и паутины ничего нет.

Тем не менее я послушно преодолела оставшиеся ступени. Встала около домоправительницы, ожидая услышать, что такого интересного она желает мне поведать.

В тот же миг где-то внизу хлопнула дверь, и раздался взволнованный крик Норберга, видимо, выбежавшего из библиотеки.

— Алекса! — позвал он меня. — Где вы, Алекса? Ни в коем случае не приближайтесь к вашей домоправительнице!

От столь неожиданного и странного приказа я вздрогнула. С испугом покосилась на Сесилию, стоявшую рядом.

Та медленно растянула губы в зловещей ухмылке, от которой меня мороз по коже продрал. Ее глаза сухо и остро блеснули.

А затем на меня словно опустился темный мешок. Мир вокруг перестал существовать.

***

Как ни странно, я не умерла. По крайней мере, по общепринятому мнению, мертвые не способны испытывать страданий, а у меня, между тем, от боли голова просто-таки раскалывалась. Именно эти ощущения вырвали меня из объятий небытия. Малейшее движение усиливало мои мучения многократно, на внутренней поверхности век расцветали огненные цветы, и тогда я тихонько стонала, как никогда ранее жалея себя.

Но все дурное имеет обыкновение заканчиваться. Через некоторое время я осознала, что и моя голова больше не грозит взорваться изнутри. Нет, я еще чувствовала боль. Но она затаилась тяжестью в затылке и небольшой ломотой в висках. Неприятно, но терпимо.

Тогда я рискнула открыть глаза и осмотреться, желая понять, куда угодила.