Тридцать три несчастья. Том 1. Злоключения начинаются

– Отличная идея, – сказал мистер По, хотя ему, конечно, самому следовало до нее додуматься, причем гораздо раньше. – Сэр, пожалуйста, проводите меня к вашему телефону, чтобы мы могли связаться с властями.

– О да, разумеется, – проворчал Сэр. – Но запомните, это мое последнее слово. Чарльз, приготовь мне молочный коктейль. Меня мучит жажда.

– Да, Сэр, – сказал Чарльз и, прихрамывая, пошел следом за Сэром и мистером По, которые уже вышли из библиотеки. Однако на полпути от двери он остановился и виновато улыбнулся Бодлерам.

– Мне жаль, – сказал он, – что мы больше не встретимся. Но Сэру, пожалуй, виднее.

– Нам тоже жаль, Чарльз, – сказал Клаус. – И извините за неприятности, которые я вам доставил.

– Ты не виноват, – ласково сказал Чарльз, когда у него из-за спины, прихрамывая, вышел Фил.

– Что случилось? – спросил Фил. – Я слышал звон стекла.

– Граф Олаф сбежал, – сказала Вайолет, и при мысли, что это правда, у нее защемило сердце. – Ширли на самом деле была переодетым Графом Олафом, и он, как всегда, сбежал.

– Если смотреть с хорошей стороны, то вы и впрямь счастливчики, – сказал Фил, и сироты с любопытством посмотрели сперва на Фила, потом друг на друга. Когда-то они были счастливыми детьми, настолько довольными своей жизнью, что даже не понимали, как они счастливы. Потом случился страшный пожар, и с тех пор в их жизни, казалось, не было ни одного хорошего момента, а уж целой хорошей стороны и подавно. Они переезжали из дома в дом и везде встречали беды и несчастья, и вот сейчас человек, который был причиной всех этих бед и несчастий, снова сбежал. Счастливчиками они себя определенно не чувствовали.

– Что вы имеете в виду? – тихо спросил Клаус.

– Хм, дайте подумать, – ответил Фил и на мгновение задумался.

Издалека до детей доносился приглушенный голос мистера По, который давал кому-то по телефону описание Графа Олафа.

– Вы живы, – сказал наконец Фил. – Потому и счастливчики. Уверен, что можно найти что-то еще.

Бодлеры посмотрели друг на друга, потом на Чарльза и Фила, единственных людей в Полтривилле, которые были к ним добры. Скучать по общежитию, ужасной запеканке и изнурительному труду на лесопилке сироты, конечно, не будут, но этих добрых людей им будет недоставать. И, подумав о том, кого еще им будет недоставать, они пришли к выводу, что, если бы с ними произошло что-нибудь еще более страшное, им бы очень недоставало друг друга. Что, если бы Солнышко проиграла поединок? Что, если бы Клаус навсегда остался загипнотизированным? Что, если бы Вайолет натолкнулась на пилу вместо доктора Оруэлл? Бодлеры посмотрели на солнечный свет, струящийся в разбитое окно, через которое бежал Граф Олаф, и с содроганием подумали о том, чтó могло бы случиться. То, что они просто живы, никогда не казалось им счастьем, но, мысленно оглядываясь на ужасные дни, проведенные под опекой Сэра, дети поразились тому, как много раз за это время счастье им улыбалось.

– Мы счастливчики, – тихо призналась Вайолет, – потому что Клаус так быстро что-то изобрел, хотя он вовсе не изобретатель.

– Мы счастливчики, – тихо признался Клаус, – потому что Вайолет догадалась, как вывести меня из гипноза, хотя она вовсе не исследователь.

– Кройф! – тихо призналась Солнышко, – что означало нечто вроде: «Мы счастливчики, потому что я смогла защитить нас от шпаги доктора Оруэлл, раз я сама говорю об этом».

Дети вздохнули и с надеждой улыбнулись друг другу. Граф Олаф на свободе и обязательно попытается отобрать у них состояние, но в этот раз он потерпел неудачу. Они были живы и, стоя у разбитого окна, думали о том, что последним словом в этой истории могло бы быть слово «счастливчики», слово, которое, впервые появившись на этих страницах, принесло им столько бед. Бодлеровские сироты были живы, и казалось, что, может быть, им и впрямь отпущено непомерное счастье.