Дети смотрели, как Граф Олаф поднимает свои костлявые руки, при этом казалось, будто он пожимает плечами. Вероятно, нет нужды напоминать вам, как страшен он бывал в ярости, Бодлеры же в таком напоминании и подавно не нуждались. На лице Клауса еще не прошел синяк от удара, который Граф Олаф нанес ему, когда они жили в его доме. Солнышко еще не оправилась после того, как ее посадили в птичью клетку и вывесили из той самой башни, где он строил свои дьявольские планы. Вайолет не довелось быть жертвой физического насилия этого ужасного человека, но одного того, что ее едва не вынудили выйти за него замуж, было вполне достаточно, чтобы она приподняла чемодан и медленно поволокла его к двери дома.
– Выше! – приказал Олаф. – Подними выше. Я не хочу, чтобы его волокли по земле.
Клаус и Солнышко поспешили на помощь, но даже втроем они спотыкались под тяжестью чемодана. То, что Граф Олаф вновь появился в их жизни именно тогда, когда они почувствовали себя в полной безопасности под крышей Дяди Монти, само по себе было скверно. Но помогать этому гнусному типу войти в дом было едва ли не выше их сил. Олаф не отставал от них ни на шаг, и трое детей, ощущая на себе его вонючее дыхание, вошли в дом и поставили чемодан на ковер под картиной с двумя переплетающимися змеями.
– Спасибо, сироты, – сказал Олаф, захлопывая за собой дверь. – Так вот, доктор Монтгомери сказал, что наверху меня ждет комната. Пожалуй, отсюда я и сам могу отнести свой багаж. А теперь бегите. У нас еще будет уйма времени лучше узнать друг друга.
– Мы вас и так знаем, Граф Олаф, – сказала Вайолет. – Вы ничуть не изменились.
– Ты тоже не изменилась, – сказал Олаф. – Вижу, что ты все так же упряма, Вайолет. А ты, Клаус, по-прежнему носишь свои идиотские очки и читаешь слишком много книг. Да и у крохи Солнышка на ногах все те же девять пальцев вместо десяти.
– Вовт! – взвизгнула Солнышко, что, пожалуй, означало нечто вроде: «Вовсе нет!»
– О чем вы говорите? – раздраженно спросил Клаус. – У нее десять пальцев, как у всех.
– В самом деле? – заметил Олаф. – Странно. А мне помнится, что один палец она потеряла в результате несчастного случая. – Его глаза заблестели еще ярче, словно он собирался рассказать что-то очень- очень смешное. Он сунул руку в карман потрепанного пальто и достал из него нож, каким обычно режут хлеб. – Помнится, был один человек, которого однажды несколько раз назвали неправильным именем, и от этого он пришел в такое замешательство, что случайно уронил нож и отрезал ей один палец.
Вайолет и Клаус посмотрели на Графа Олафа, потом на босую ногу сестренки.
– Вы не посмеете, – сказал Клаус.
– Давайте не будем обсуждать, что я посмею сделать, а что нет, – сказал Олаф. – Раз мы оказались в одном доме, то лучше обсудим, как меня называть.
– Раз вы нам угрожаете, нам придется называть вас Стефано, – сказала Вайолет, – но в этом доме мы недолго пробудем вместе.
Стефано раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но у Вайолет не было желания продолжать разговор. Она круто повернулась и в сопровождении брата и сестры вошла в огромную дверь Змеиного Зала. Если бы вы или я находились там, мы подумали бы, что бодлеровские сироты нисколько не испугались – так смело разговаривали они со Стефано, – но стоило им оказаться в дальнем конце комнаты, как истинные чувства детей сразу отразились на их лицах. Бодлеры были ужасно испуганы. Вайолет закрыла лицо руками и прислонилась к одной из клеток. Клаус упал на стул, он так дрожал, что его подошвы громко стучали по мраморному полу. А Солнышко свернулась на полу таким маленьким клубочком, что если бы вы вошли в комнату, то ни за что бы ее не заметили. Несколько мгновений дети молча прислушивались к глухим шагам Стефано, который поднимался по лестнице, и к стуку собственного сердца.
– Как он нас нашел? – спросил Клаус. Он говорил хриплым шепотом, словно у него болело горло. – Как ему удалось стать ассистентом Дяди Монти? Что он здесь делает?
– Он поклялся прибрать к рукам состояние Бодлеров, – сказала Вайолет, отводя руки от лица и поднимая трясущуюся от страха Солнышко. – Он сказал это мне, прежде чем скрыться. Сказал, что завладеет нашим состоянием, даже если это будет последнее из его деяний.
Вайолет содрогнулась и не добавила, что он также пообещал избавиться от бодлеровских сирот, как только их состояние окажется в его руках. Ей и не нужно было добавлять это. Вайолет, Клаус и Солнышко прекрасно понимали, что если он придумает способ захватить их состояние, то перережет им горло с такой же легкостью, с какой вы или я съедаем печенье.
– Что нам делать? – спросил Клаус. – Дядя Монти вернется только через несколько часов.
– Может быть, нам удастся дозвониться до мистера По, – сказала Вайолет. – Сейчас разгар рабочего дня, но, может быть, ради такого неотложного дела он сможет уйти из банка.