Тридцать три удовольствия

Мы продолжаем наслаждаться жизнью, но не только. Мы уже добились от поездки кое-какой пользы. Здесь, в Риме, нам удалось познакомиться с одним французским продюссером, которого зовут Доменик Новьем. Он в восторге от того, как поет Лариса, и считает, что с ее данными она вполне могла бы начать во Франции карьеру киноактрисы — там сейчас новая волна моды на Россию. Это после августовских событий. Спасибо Янаеву, Язову, Павлову и прочим гекачепистам. На следующей неделе мы едем в Геную. Оттуда на теплоходе плывем в Марсель с заходами в Монте-Карло, Ниццу и Тулон. Побудем пару дней в Марселе и — на поезде, через всю Францию — в Париж! Ты был когда-нибудь в Париже? Я тоже не был. Наверное, стоит побывать.

Тут заканчиваю свое письмо. Мы едем осматривать Канчеллерию. Лариса передает тебе горячий итальянский привет.

Чао!

Твой Ардалиони».

«Salut de Paris!

Oisette et Lemon[77]. 25 ноября 1991 года».

«7 декабря 1991 года. Париж

Здравствуй, Федор!

Сразу после нашего с тобой телефонного разговора сажусь за это письмо. Вторая неделя, как мы живем в Париже. Очень скучаем по всем вам. Жаль, что мы в Париже не на Тяге, а просто так, хотя и здесь нам представилась пару раз возможность позабавиться в нашем духе. Удивительно то, что с тех пор, как мы сбежали из Астрахани, нас непрерывно несет волна. Казалось бы, почему бы нам не пожить сейчас спокойно до весны в Париже? Нет, мы получаем очень выгодное приглашение поехать в Лондон, где будем праздновать Новый год и Рождество. Там есть дело и для меня, и для Ларочки. Нас вместе, представь себе, приглашают сняться в одном английском фильме, где мы будем играть небольшую роль эмигрантов из России, причем, влюбленных. Денег платят не очень много, но оплачивают проезд и проживание. К тому же, деньги у меня еще есть. Как минимум до начала февраля мы там пробудем. Так что ты можешь послать нам письмо. Лондонский адрес я указываю на конверте этого письма в качестве обратного. Обязательно напиши обо всем, что происходит у тебя, Николки и Игоря. Разговор с тобой несколько озадачил меня — ты и впрямь не сердишься за нас или все же сердишься? Еще раз умоляю тебя простить нас за Игоря и Николку. Не знаю, когда мы теперь приедем в Москву. Должно быть, в апреле, а может, в мае. Больше всего меня мучает, что Игорь и Маша, как ты говоришь, все же будут разводиться. Неужели нельзя никак помирить их? Напиши обо всем поподробнее.

В Париже идет дождь. Честно говоря, в Италии мне понравилось больше, чем во Франции.

Крепко обнимаю и жду ответа.

Твой Ардальон».

«Здравствуй, дорогой мой друг, Ардалион Иванович!

Я очень рад за вас с Ларисой, что вы обрели, наконец, свое счастье. Так важно сейчас успеть взять от жизни как можно больше личного, поскольку времена надвигаются темные и страшные. Большинство людей в мире не понимают смысла происходящих событий, видят в них лишь то, что они несут обновление, значит, кажется людям, это уже хорошо. Но некоторые сомневаются, хорошо ли, например, что в ознаменование дня рождения Сталина три мудреца в Беловежской пуще развалили Империю? Многие ликуют: больше нет Советского Союза. Меньшинство горестно понимает: это зародыш Войны.

Хочу сказать вам: берите от жизни все, пока жизнь эта сама по себе существует, пока не завернули ее в шинели и противогазы. Любите друг друга, не стесняйтесь веселиться и радоваться последним лучам уходящего лета.

После того, как вы сбежали с теплохода в Астрахани, там были открыты водочные кингстоны, потоки алкоголя хлынули на корабль и потопили его. Игорь, огорченный исчезновением Ларисы, пустился во все тяжкие, но не развратничал, только пил. В Волгограде я схватил его под мышку и увез на поезде в Москву.

Потом была осень, до середины октября держалась ясная и теплая погода, я жил в доме творчества Союза художников на озере Сенеж, много работал. Мне кажется, я уже близок к тому, чтобы начать грандиозную серию рисунков в духе «Капричос» Гойи, точнее даже не в духе, а в жанре. Дух же будет — дух эпохи крушения Советской Империи. Называться это будет или «Капризы», или «Гримасы» — как-нибудь в таком роде. Идея сильно увлекает меня. Это вам не карикатурки в «Молодежку».

Я дивно провел эту осень. Живя на Сенеже, я за полтора месяца встретил три времени года — лето (правда, бабье), осень и зиму — в конце октября выпал снег. Я часами бродил по окрестностям, и фантастические, гротескные картины вставали перед моими глазами одна за другой. Ничто не отвлекало меня, я много читал и рисовал, хотя пьют и веселятся в доме на Сенеже не хуже, чем на «Николае Таралинском». Вся страна пьет и задорно веселится, как члены клуба самоубийц в новелле Стивенсона.