Тридцать три удовольствия

— Как вам не стыдно! Мешаете слушать экскурсию!

— Безобразие! — добавился голос Медеи Джаковой.

И Николка вынужден был прерваться, успев дойти лишь до прихода «жреца непорочного Хриса» в лагерь ахейцев. Бабенко встал со своего места, пробрался к нам в хвост автобуса и пробубнил:

— Ребята, только не скандальте, а то у меня будут неприятности. И так уже против вас назревает мировой масонский заговор.

— Любопытно, кто же у них Великий Магистр? — поинтересовался Ардалион Иванович, который давно уже увлекался масонской тематикой и всевозможными тайными обществами, бредил тамплиерами[65], альбигойцами[66], иллюминатами[67] и прочей авантюристикой, ибо сам по натуре был великий авантюрист.

— Не знаю, кто там Великий Магистр, — отвечал Бабенко, — но великих кляузников и доносописателей мог бы насчитать человек пять-шесть.

— Жаль, а все было так мило, — вздохнул я.

Развалины Трои, вопреки моим ожиданиям, оказались не желтыми, как пирамиды, а белыми. Город, некогда стоявший здесь, был белокаменный и, должно быть, действительно красивый. Мы бродили по его улицам, мимо стертых с лица земли домов, и как ни старались, не могли вообразить себя древними троянцами. Иногда это раскопанное корневище представлялось гигантским чертежом города или свежезаложенным фундаментом, над которым вознесутся прекрасные строения и неприступные крепостные стены. Пройдя через весь город с экскурсией, мы разбрелись по нему, пытаясь заплутать средь его улиц, но и это было невозможно — вся Троя едва ли равна половине территории Московского Кремля. Оставалось только забраться на холм и смотреть вдаль, туда, где еле-еле видны были берега Геллеспонта, к которым некогда причалили «корабли быстролетные ахейские». Сквозь горячие лучи яркого, светлого солнца рвался буйный и холодный западный ветер, трепал одежду и волосы, пронизывал насквозь и душу и тело, и хотелось жить жизнью новой, неведомой, столь же чудесной, как ветер и солнце над Троей.

Николка тесно прижимал к себе Ларису, говорил ей что-то в радостное лицо, и в этот миг они действительно были как сын Приама и дочь Леды, смелый похититель и счастливая беглянка. Ардалион Иванович, как добрый шафер после только что состоявшейся процедуры подписания свадебных документов и обмена колец, хлопнул пробкой шампанского. Как и положено по греческой традиции, добрая треть бутылки оросила вином землю Троянского холма и лишь потом приложились мы.

— Друзья мои, — волнующимся голосом объявил Николка, — я только что сделал предложение Ларисе! Она согласна. Отныне мы — жених и невеста.

— Это дико здорово! — заорал Ардалион Иванович. — Здесь! В Трое! В день моего юбилея! Это лучший подарок, который ты мог для меня сделать, Николка. Дай же мне поцеловать тебя и твою избранницу!

Все мы вместе кинулись обнимать и целовать Николку и Ларису, трепать и тискать их, и сильный западный ветер уносил наши восторженные возгласы далеко на восток, в Азию.

Врач Мухин немного приоткрыл глубоко спрятанные лирические родники своей души — он нарвал букетик каких-то трав и вручил Ларисе, заверяя, что в трудные минуты этот засушенный букетик будет согревать Николку и Ларису троянским солнцем.

— Должно быть, нечто похожее было тогда, когда Парис только что привез свою Елену в Трою, — сказал я. — Может быть, и ветер точно так же дул сквозь палящее солнце.

— Наверняка был ветер, — сказал Николка. — Ведь им же надо было быстро доплыть сюда, а Афродита помогала.

— Им помогала Афродита? — спросила Лариса, счастливо улыбаясь. — Вот здорово! Значит, и нам она помогает?

Когда мы спустились с холма, Николку вдобавок ко всему постигла и археологическая удача. Приглядевшись опытным глазом к одному из участков свежих раскопок, он забрался туда через ограждение и очень быстро вернулся, держа в руках горлышко довольно крупного сосуда с небольшой ручкой, как бы ушком. На нем даже сохранился рисунок — узор из неких подобий свастики:

Николка светился:

— Если не девятый, то восьмой — точно!

— Что — восьмой? — не поняла Лариса.

— Век!

— До нашей эры?

— Разумеется! Эх, если здесь покопаться, то наверняка и не такое можно найти. Здесь же столько всего, что у них не хватает рук на такие мелочи, как это горлышко. И все-таки, они зря не обратили на него внимания. Или просто не успели.

Горлышко со свастиками стало первым свадебным подарком Николки своей невесте.

— А почему здесь как будто фашистские знаки? — спросила Птичка. — Так должно быть?

— Вовсе не фашистские, — пояснил Старов. — Это древнейший символ солнца. Он встречается на узорах и изображениях во всем мире, начиная от Африки и кончая тундрой и Америкой.