Тридцатая застава

Слушавшие пограничники рассмеялись, только Великжанов стоял молча, с мрачным видом рассматривая винтовку.

— А у вас что случилось? — подошел к нему Байда.

— Не знаю. Целился аж глазам больно, а пули ушли за молоком… Знать, винтовка плохо пристреляна…

— Во-во! — обрадовался Денисенко. — Кирюша верно говорит, уж он-то знает, сибиряки все охотники! У меня тоже верный глаз, дайте только хорошую винтовку…

— Что ж, проверим ваше оружие. Где мишень свободна?

— Две левые, товарищ политрук!

Банда взял винтовки неудачников, патроны и сделал по три выстрела из каждой.

— Ведите их к мишеням, — сказал командиру отделения.

Красные от смущения возвратились бойцы на огневой рубеж.

— Из восьмерки ни одна пуля не вышла, товарищ политрук! — доложил командир отделения Егоров.

— Выходит, напраслину взвели на винтовки. Оружие здесь невиновно. Надо больше тренироваться. Прикладом, товарищ Денисенко, тоже нужно уметь действовать, но без меткой стрельбы пограничник — что возница без вожжей: куда захочет лошадь, туда и потянет…

С этого дня они с Кольцовым занялись кропотливой работой, многие часы проводили на стрельбище, пока каждый боец не поверил в свое оружие.

В тот же вечер Байда впервые шел в ночной наряд и попросил назначить с ним незадачливых стрелков — Денисенко и Великжанова. Чем-то привлекали его эти молодые бойцы, совершенно непохожие по характеру. Денисенко — вечный балагур, в кармам за словом не лезет, всегда пытается как-нибудь выкрутиться из любого положения. Великжанов — тихий и молчаливый, но упорный и настойчивый. Может, излишне самолюбивый, каждую неудачу болезненно переживает. Он, политрук, обязан сделать из них настоящих людей…

Шли по дозорной троне на левый фланг, на границу «трех петухов»— стык трех государств: Советского Союза, Польши и Румынии. Здесь, говорят пограничники, перед рассветом начинается «международный концерт»: соревнование советских, польских и румынских петухов. И странно: все поют одну песню, словно передразнивают друг друга. Только по направлению их крика можно догадаться, кому принадлежит очередное кукареку.

Антон немного волновался, как и всякий новичок: шутка ли! — ночной наряд на таком ответственном участке! Великжанов и Денисенко все еще находились под впечатлением неудачи на стрельбище. Присутствие политрука стесняло их: даже нельзя поделиться мыслями о пережитом дне.

Место для засады Антон выбрал на высотке. Расположил бойцов, проверил маскировку и занялся наблюдением за сопредельной стороной.

Ночной наряд — дело нелегкое. Как ни коротка летняя ночь, для неподвижного наряда она кажется бесконечной.

А ночь выдалась темная. В глубокой лощине — как в подполье. И надо же было, чтобы поверял наряды в эту ночь сам комендант участка капитан Птицын! Антон только раз встречался с ним, и показался он ему излишне суровым, каким-то бирюком — говорил мало, смотрел исподлобья, словно подозревал в чем-то собеседника.

Обнаружив вдвоем с Кольцовым наряд, комендант полежал немного рядом, ни о чем не спрашивая, потом что-то хмыкнул себе под нос, поднялся и пригласил с собой Антона.

— Ну как служба, политрук? Трудно? — тихо спросил. отойдя подальше от наряда.

— Привыкаю, товарищ капитан… Человек ко всему может привыкнуть. Да и интересно…

— Верно, только к ошибкам нельзя привыкать. Слышал на заставе, стреляете вы отлично, да и все остальное, так сказать, соответствует… А вот службы вы, дорогой, еще не знаете. Да-да, не знаете, этого нельзя стыдиться. Знания даются опытом…

К удивлению Байды, на этот раз говорил он мягко, сердечно, иногда немного заикался. Так, чуточку растягивая отдельные слова. И политрук не чувствовал того сурового отчитывания, которым любят щеголять некоторые командиры.

— Разве в такую темень можно располагать наряд на высотке? Вы же слепые здесь, ни черта не увидите в лощине. А нарушитель не дурак, он не полезет на высотку… Ведь верно, а?

Сквозь землю готов был провалиться Антон, хотя разговор был дружеский, в самой вежливой форме. Даже отошел подальше, чтобы подчиненные не слышали.

«И ничего возразить нельзя. Поделом тебе, слепой кутенок! Учиться надо…» — подумал он, прощаясь с комендантом.

Возвратившись утром на заставу, политрук уснул крепким сном здорового, утомленного человека.

Рабы капитала

1

Иван Недоля, худощавый белокурый паренек, батрак пана Кравецкого, редко встречался с радостями в своей подневольной жизни. Единственным утешением были встречи с Вандой. Легкая, быстрая и нежная девушка всегда приносила успокоение. Но как быстротечны были эти встречи! И после каждой все сильнее он чувствовал свою беспомощность: что он может сделать, чтобы вырвать ее из дома Кравецкого?