Тридцатилетняя война

Тем временем Верт остановил вторжение Тюренна, внезапно напав на французов у Мергентхайма, разгромив и нанеся им тяжелейшие потери[1412]. Тюренн отступил к Рейну и уже посчитал своим долгом подать в отставку, но с благословения Мазарини воспрянул духом и объединился со свежей армией под командованием герцога Энгиенского. Летом 1645 года они вместе двинулись по Дунаю на соединение со шведским войском Кёнигсмарка[1413]. Мерси, проявляя осторожность, отошел к югу. Он значительно уступал в численности полков и мог лишь удерживать линию по Дунаю. В это время Кёнигсмарка неожиданно отозвали в Богемию. Тогда Мерси решил воспрепятствовать продвижению французов и 24 июля 1645 года окопался на холмах возле Аллерхайма к юго-востоку от Нёрдлингена.

Согласно преданию, когда герцог Энгиенский отдал приказ штурмовать холмы, то Мерси радостно обнял жену и воскликнул: «Они сами идут к нам в руки!» Легенда сомнительная: у Мерси не было жены, а сам он не отличался эмоциональностью[1414].

Furia francese (французская ярость) тем не менее одолела баварцев. Это, конечно, была Пиррова победа: и герцог Энгиенский, и Тюренн потеряли множество солдат и офицеров и не могли преследовать противника. Баварцы отошли к Донаувёрту и здесь заняли позиции, готовясь к новому сражению с французами[1415]. Но теперь баварские и имперские войска остались без своего командующего. Франц фон Мерси, ветеран армии бернхардинцев, два года удерживавший Шварцвальд от вторжения Тюренна, погиб.

Наступление французов по Дунаю и интервенция шведов в Богемии были остановлены, но ничто не могло остановить дезертирство германских князей. Еще в июне 1644 года Фридрих Вильгельм Бранденбургский заключил мир со шведами, и на северо-востоке Иоганн Георг должен был один противостоять Торстенссону без какой-либо надежды на помощь Фердинанда. В семье его давно осуждали за дружбу с императором и советовали последовать примеру Бранденбурга, а Торстенссон, стремившийся обезопасить свои тылы и фланги, предлагал неплохие условия. Предварительное перемирие было объявлено в августе 1645 года в Кётшенброде[1416].

Земли Габсбургов лишились последнего барьера, защищавшего их от шведов. Хуже того, дезертирство Иоганна Георга могло повлиять и на практичного Максимилиана, который вряд ли захочет оставаться на тонущем корабле Фердинанда. Баварский делегат в Мюнстере уже дал понять: Максимилиан готов пойти на сепаратный мир, если будут учтены его интересы. А французы, никогда не терявшие надежды на сотрудничество с ним, с радостью восприняли эту новость. Весной 1646 года имперский альянс, существенно ослабший за последние два года, повис на волоске, и это обстоятельство не могло не отразиться на конгрессе в Мюнстере.

5

Граф фон Траутмансдорф с инструкциями императора появился в Мюнстере поздно вечером 29 ноября 1645 года инкогнито. Только на следующее утро он официально сообщил о своем прибытии[1417], что было положительно отмечено обеими сторонами. Особенно поразил всех (и прежде всего оппонентов)[1418] своей броской помпезностью и грандиозностью приезд главного французского посла Лонгвиля. Испанец Пеньяранда въезжал в город в проливной дождь, и его кортеж не произвел никакого впечатления: бургомистр и советники встретили его в плащах и наспех. Один из испанских дипломатов высовывался из кареты, раскланивался и махал рукой редким прохожим, пока экипаж не опрокинул на узкой улице горку глиняной посуды[1419]. Лишь скрытный въезд Траутмансдорфа не вызвал ни зависти оппонентов, ни ехидства прохожих.

Траутмансдорф нанес визит сначала испанским послам, а затем французам. Лонгвиль готов был оскорбиться, но тут же оттаял, когда увидел перед собой этого громоздкого добродушного увальня[1420]. Советник императора мог действительно удивить своей совершенно неаристократической внешностью: высокий, плотного телосложения, плосконосый, скуластый, насупившийся, с темными, глубоко посаженными глазами под густыми нахмуренными бровями и в потрепанном парике, зачесанном на лоб[1421]. Несмотря на уродство, Траутмансдорф сумел обаять как испанцев и французов, так впоследствии и шведов.

Его приезд означал, что в настроениях императора произошли серьезные перемены: Траутмансдорф был ближайшим другом и советником Фердинанда, главным государственным министром со времени смерти Эггенберга. Кто еще, как не он, мог безошибочно трактовать реакцию императора на те или иные события на конгрессе и предлагать решения? Кроме того, он не принадлежал к испанской партии в Вене, даже был ее противником, чем вызывал недовольство императрицы. Прибытие Траутсмандорфа свидетельствовало: Фердинанд не только настроился на достижение мира, но и готов поступиться испанскими интересами.