Тридцатилетняя война

Неуемный оптимизм датского короля позволил Валленштейну отыграться. Кристиан высадился юго-восточнее Штральзунда на песчаные дюны Померании, захватил город Вольгаст и приготовился брать Мекленбург. Он чувствовал себя в безопасности на песчаных холмах, но, как сообщали Валленштейну, король много пил и должен был непременно сделать какую-нибудь глупость. «Стоит ему выйти, и он будет наш», — похвалялся Валленштейн[610]. И генерал оказался прав. 2 сентября 1628 года он перехватил датчан у Вольгата и перебил всех, кто не успел сдаться или убежать. Сам Кристиан укрылся на своих кораблях, вернулся в Данию и запросил мира.

Успех Валленштейна вызвал новый поток жалоб Фердинанду. По самым осторожным оценкам, его армия уже насчитывала сто двадцать пять тысяч человек — в три раза больше того количества, которое Тилли когда-то считал оптимальным для ведения войны[611], — и он продолжал набирать рекрутов[612]. После окончательного поражения Кристиана у Валленштейна больше не оставалось врагов.

Самые злые жалобы поступали от его же союзников. «Мы должны покончить со всесилием фридландца», — писал Фердинанду брат Леопольд Тирольский[613]. Курфюрст Саксонии, на чьих землях Валленштейн безо всякого на то позволения расквартировал часть своей разбухшей армии, адресовал гневное послание и Фердинанду, и Максимилиану Баварскому[614]. Но и сам Максимилиан был взбешен[615]: за последние два года он немало натерпелся от амбиций Валленштейна. Его генерал Тилли затаил обиду на Валленштейна еще с зимы 1626 года. Тот заставлял Тилли размещать войска на постой в самых неудобных и пустынных местах, из-за чего его солдаты дезертировали и завербовывались офицерами Валленштейна. Да и сами офицеры, видя, что Валленштейн больше платит и обеспечивает лучшие условия, только и ждали, когда закончится срок контракта, чтобы перейти от баварца на императорскую службу. Даже Паппенгейм собирался поменять хозяина[616].

Фердинанд не мог игнорировать жалобы. Он попросил Валленштейна отвести войска от Штральзунда[617] и несколько раз выговаривал генералу за то, где и как он размешает войска. Валленштейн не обращал никакого внимания на замечания императора[618]. Он имел обыкновение повиноваться только тогда, когда сам считал это необходимым. Однако генерал все-таки понял, что неразумно настраивать против себя всех католических князей Германии, вывел войска из Швабии и Франконии, где находились многие католические епископства, и бесцеремонно разместил их в Саксонии и Бранденбурге. В Северной Германии на всем протяжении от Кремпе в Гольштейне до границ Пруссии лишь в Меклен-бурге не стояли его войска. Мекленбург принадлежал ему, и Валленштейн строго соблюдал императорское позволение, освобождавшее все его владения от военных контрибуций.

4

Фердинанд не блистал умом, но обладал способностью бессознательно воспринимать идеи людей умных и обращать их в свою пользу. Весь последний год католические князья и в особенности Максимилиан убеждали его в том, что у него имеется прекрасная возможность для того, чтобы вернуть земли, отобранные у церкви за три четверти века, прошедших после Аугсбургского урегулирования[619]. Поначалу Фердинанд довольно прохладно отнесся к идее князей: император опасался мятежей, которые могли вызвать перемены, и того, что Максимилиан воспользуется ими для усиления своей власти. Баварец хотел получить Оснабрюк для кузена, а его брат уже присовокупил к Кёльну епископства Мюнстер, Льеж, Хильдесхайм и Падерборн[620].

С возрастанием могущества Валленштейна позиция Фердинанда стала меняться. Эдикт о реституции, соответствующим образом подготовленный, был выгоден его династии. Еще до завершения 1628 года идея реституции вышла на первый план в политике Фердинанда. Но на попятную пошли католические князья[621]; Максимилиан, поддерживавший эдикт, суливший ему немалые барыши, встал в оппозицию, увидев, что он даст новые земли и усилит власть Габсбургов. Кроме того, не раз прежде заводились разговоры о том, чтобы не Фердинанд, а он был главным заступником церкви. Отчасти по этой причине Максимилиан основал Католическую лигу, к этому теперь его побуждал и папа. Неожиданное решение Фердинанда согласиться с планом реституции, принятое в самый благоприятный для императора и неблагоприятный для Максимилиана момент, привело его в замешательство.

Несправедливо обвинять Фердинанда в циничности. Он был человеком благочестивым, и если в силу своего воспитания не мог различать нужды церкви и династии, то этот грех присущ всем политическим системам. Кто из политических лидеров, какая из политических партий в современной истории могут претендовать на безгрешность? Фердинанд всегда желал вернуть церкви конфискованные земли. Когда ему впервые предложили сделать это, он был еще не готов пойти на такой шаг. В 1628 году, видимо, сложились благоприятные обстоятельства.