Тридцатилетняя война

Тем же повелительным языком, каким в надежде на свои силы говорила уния с католической Германией, заговорила теперь лига с унией и её войсками. Членам унии показывали следы их прохождения и клеймили самыми позорными именами, каких они заслуживали. В церковных владениях Вюрцбурга, Бамберга, Страсбурга, Майнца, Трира и Кельна и многих других они произвели сильнейшие опустошения. Лига потребовала, чтобы уния вознаградила всех пострадавших за нанесённый ущерб, восстановила свободу водных и сухопутных сообщений (так как уния захватила рейнское судоходство), привела всё в прежнее состояние. Но прежде всего от членов унии требовали прямого и определённого объяснения, чего ожидать от их союза. Теперь для членов унии пришёл черёд уступить силе. На такого сильного врага они не рассчитывали; но ведь они сами выдали католикам тайну своей мощи. Их гордость оскорблялась необходимостью униженно просить мира, но они должны были считать себя счастливыми, что получили его. Одна сторона обещала удовлетворение, другая — прощение. Обе сложили оружие. Военная гроза пронеслась ещё раз, и наступило временное затишье. Теперь разразилось восстание в Чехии, стоившее императору последнего из его наследственных владений; но ни уния, ни лига не вмешивались в эту чешскую распрю.

Наконец (1612), умер император, которого так же мало оплакивали во гробе, как мало замечали на троне. Много лет спустя, когда ужасы последующих царствований заставили забыть об ужасах его правления, память его окружена была ореолом, и над Германией в ту пору сгустилась мгла, столь страшная, что люди кровавыми слёзами молили о возвращении хоть такого императора.

Никакими средствами невозможно было добиться от Рудольфа позволения избрать ему преемника, и потому все с большой тревогой ждали близкого освобождения императорского престола. Но сверх всякого ожидания на него быстро и спокойно вступил Матвей. Католики отдали ему свои голоса, потому что они ждали всяких благ от деятельной натуры этого государя; протестанты голосовали за него, потому что возлагали большие надежды на его слабохарактерность. Нетрудно примирить это противоречие. Одни исходили из того, как он показал себя раньше; другие судили сообразно тому, как он проявлял себя теперь.

Момент вступления на трон — всегда решающая минута для надежд. Первый сейм государя там, где он вступает на престол по избранию, бывает обычно труднейшим испытанием для него. На сцену выступают все старые жалобы; к ним присоединяют новые, в чаянии, что ожидаемые реформы распространятся и на них. С новым государём должно начинаться новое созидание. Важные услуги, оказанные австрийскими единоверцами протестантов Матвею во время его восстания, были свежи в памяти протестантских имперских чинов, и они намеревались требовать за свои услуги такую же награду, какую получили те.

Матвей пролагал себе путь к трону своего брата посредством покровительства протестантским чинам в Австрии и в Моравии. Это удалось ему. Но, увлекаемый честолюбивыми замыслами, он не сразу постиг, что чины получают таким образом возможность предписывать законы своему повелителю. Это открытие рано отрезвило его от упоения удачей. Едва он после чешского похода торжественно показался своим австрийским подданным, как к нему поступили почтительнейшие представления, которых было совершенно достаточно, чтобы испортить ему всё его торжество. До принесения присяги на верность от него требовали неограниченной свободы совести в городах и селениях, полного уравнения в правах католиков и протестантов и совершенно свободного доступа последних ко всем должностям. Во многих местностях подданные осуществили эту свободу без всякого разрешения и в надежде на нового правителя самовольно восстановили евангелическое богослужение там, где император отменил его. В своё время Матвей не отказывался пользоваться жалобами протестантов как орудием против императора, но ему никогда не приходило в голову удовлетворять их. Теперь он рассчитывал в самом начале твёрдым и решительным тоном отвергнуть все такие притязания. Он говорил о своих наследственных правах на страну и не хотел слышать ни о каких условиях принесения присяги. Такую безоговорочную присягу принесли эрцгерцогу Фердинанду соседи — чины Штирии, но им вскоре пришлось горько раскаяться в этом. Ввиду этого примера австрийские чины настаивали на своём отказе; мало того, чтобы не быть насильно приведёнными к присяге, они даже покинули столицу, подстрекая католических владетелей к такому же сопротивлению, и начали набирать войска. Они предприняли шаги к возобновлению их старого союза с Венгрией; они расположили в свою пользу протестантских имперских князей Германии и серьёзно помышляли с оружием в руках добиться исполнения своего требования.