Тридцатилетняя война

Тотчас по миновании опасности курфюрст Саксонский не замедлил явиться в шведский лагерь. Король поблагодарил его за совет вступить в бой, и Иоганн-Георг, поражённый приветливым приёмом, на радостях обещал ему… римскую корону. Предоставив курфюрсту самому вернуть себе Лейпциг, Густав двинулся на следующий день к Мерзебургу. Пять тысяч императорских солдат, снова соединившихся и по пути попавших ему в руки, были частью изрублены, частью взяты в плен; большинство последних вступило в его армию. Мерзебург сдался тотчас же, вслед за тем взят был Галле, куда к королю после взятия Лейпцига явился курфюрст Саксонский сговориться с ним относительно дальнейшего плана действий.

Победа была одержана, но лишь при умелом использовании её можно было превратить в решающую победу. Императорская армия была разбита, в Саксонии не оставалось ни одного неприятельского солдйта, и бежавший Тилли передвинулся в Брауншвейг. Преследовать его здесь — значило бы возобновить войну в Нижней Саксонии, едва успевшей оправиться от бедствий предыдущей войны. Поэтому решили перенести войну в неприятельские земли, которые, будучи открыты и незащищены вплоть до самой Вены, манили победителя к себе. Можно было двинуться направо на владения католических князей, можно было направиться налево, вторгнуться в наследственные владепия императора и заставить его трепетать в его столице. Было решено сделать и то и другое, и вопрос заключался теперь лишь в распределении ролей. Во главе победоносной армии Густав-Адольф встретил бы слабое сопротивление по пути от Лейпцига к Праге, Вене и Пресбургу; Чехия, Моравия, Австрия, Венгрия не имели защитников; угнетённые протестанты этих стран жаждали перемены. Сам император не мог считать себя в безопасности в своём дворце — при первом нападении Вена в испуге раскрыла бы свои ворота победителю. Со странами, отнятыми у неприятеля, последний лишался также средств, на которые он вёл войну, и Фердинанд охотно согласился бы на мир, только бы удалить столь страшного врага, проникшего в самую глубь его владений. Завоевателю этот смелый военный план пришёлся бы по сердцу и, быть может, счастливый исход оправдал бы его. Но Густав-Адольф, столь же осторожный, сколь смелый, в большей мере государственный муж, нежели завоеватель, отказался от этого плана, потому что имел в виду более высокие цели, потому что не хотел доверить исход борьбы лишь счастью и отваге.

Если бы Густав избрал путь на Чехию, то Франкония и Верхний Рейн должны были быть предоставлены курфюрсту Саксонскому; но Тилли уже начал из остатков своей разгромленной армии, из гарнизонов в Нижней Саксонии и стянутых им подкреплений сколачивать на Везере новое войско, во главе которого он, конечно, не замедлил бы двинуться против неприятеля. Было невозможно противопоставить столь опытному полководцу какого-нибудь Арнгейма, способности которого были испытаны в битве при Лейпциге с весьма сомнительными результатами. Но какую пользу принесли бы королю самые быстрые и блестящие успехи в Чехии и Австрии, если бы Тилли вернул себе могущество в имперских землях, если бы он новыми победами вдохнул мужество в католиков и обезоружил союзников короля? К чему послужит изгнание императора из его наследственных владений, если Тилли завоюет ему всю Германию? Мог ли Густав надеяться стеснить императора более, чем его стеснило двенадцать лет тому назад чешское восстание, которое ведь не поколебало упорства этого властителя, не истощило его средств, восстание, из которого он вышел ещё более грозным, чем прежде?

Менее блестящими, но гораздо более надёжными были выгоды, которых король мог ожидать от вторжения предводительствуемых им войск в земли лиги. Решающее воздействие могло иметь появление его вооружённых сил. Государи в это время собрались по поводу реституционного эдикта на имперский сейм во Франкфурте, где Фердинанд расточал все ухищрения своей коварной политики, чтобы склонить устрашённых протестантов к поспешному и пагубному для них соглашению. Лишь приближение их защитника могло побудить их к стойкому сопротивлению и обратить в ничто замыслы императора. Густав-Адольф мог надеяться своим победоносным присутствием объединить всех этих недовольных государей, остальных же — оторвать от императора, устрашив их своим оружием. Здесь, в центре Германии, следовало перерезать жизненный нерв императорского могущества, которое не могло держаться без помощи лиги. Здесь он мог вблизи следить за своим ненадёжным союзником — Францией, и если для осуществления его сокровенного замысла ему необходима была дружба католических курфюрстов, то надлежало прежде всего стать властелином их судьбы, чтобы великодушным снисхождением приобрести право на их благодарность.

Поэтому он выбрал путь к Франконии и Рейну, предоставив курфюрсту Саксонскому завоевание Чехии.

Часть вторая

Книга третья