Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Научно-литературный альманах. Выпуск 1

Даже в энциклопедических словарях по «Политологии» и «Геополитике» не находится места для современного понимания таких геоцивилизационных понятий, как «евразия» и «евразийство». Между тем само понятие «евразийство» естественно вписывается в новую междисциплинарную науку, называемую ныне «глобалистикой». Евразийство определяется в ней как родственное, сопрягающееся с глобалистикой идейно-политическое и философское движение. По своему духу оно создавалось в российской эмиграции с участием ученых разных отраслей науки, литераторов, юристов, географов. Нередко они придерживались разных политических убеждений как консервативного, так и либерального толка. Объединяли их общие взгляды на историю и на происходившие в то время процессы постреволюционной России. В их восприятии Россия представлялась как особый срединный материк между Азией и Европой, с особым типом евразийской культуры. Это определение и по сей день сохраняется в научном обороте, но в чем-то оно трансформировалось в своей содержательной части. Культурной основой евразийства всегда была великорусская культура. На ее базе большевики, наверное с некоторой поспешностью, объявили о рождении уже якобы сформировавшейся «новой советской цивилизации». С распадом Советского Союза на его пространстве образовалось новое Содружество Независимых Государств с многонациональной культурой. Но они в чем-то остаются схожими в своей геополитической и геоцивилизационной идентификации. В новых условиях и под воздействием общемирового процесса глобализации они на основе своей национальной и русской культуры (а также не успевшей сформироваться «советской цивилизации») продолжают проявлять естественное стремление к сохранению единого экономического, научного и информационного пространства. И даже пытаясь расширять его на соседние, близкие им по культуре страны, с которыми они связаны общими геополитическими и геоэкономическими интересами. Если раньше «евразийцы» противопоставляли исторические судьбы, задачи и интересы России и Запада, то в новых геополитических условиях сам Запад во все большей степени становится частью глобального экономического и информационного пространства.

Своеобразное возрождение евразийства началось в СССР уже в конце 80-х – начале 90-х годов XX века с появлением новой «волны евразийцев». Они тоже были представлены учеными, литераторами, другими представителями культуры разной политической ориентации. Главным их идеологом признавался Л.Н. Гумилев, называвший себя «последним евразийцем». Его взгляды разделяли и развивали такие писатели и публицисты, как О. Сулейменов, Ч. Айтматов, режиссер Н. Михалков, философы И. Шафаревич, А. Панарин, В. Кожинов, Г. Куницын и др.

С распадом Советского Союза в противовес укреплявшимся позициям западнической либерал-демократии все громче стали заявлять о себе представители левого направления евразийства в России и ряде других стран СНГ. Они продолжают считать идеологию евразийства составляющей частью и будущей основой несостоявшейся советской цивилизации на всем постсоветском евроазиатском пространстве.

Современное обоснование и развитие они получали в программных документах и периодических изданиях созданной в 2004 году политической партии «Евразийский союз», просуществовавшей, правда, недолго, около трех лет. В ее документах проект «Евразия-Россия» прошлого столетия, сменив прежние цвета, эволюционировал в «Новую Евразию» начала XXI века. В отличие от «неоевразийства» А. Дугина проект «Новая Россия – Евразийский союз», идею которого проводил журнал «Евразийские тетради», исходил из объективного характера общемирового процесса глобализации и эволюции самой идеи евразийства.

Идея евразийства как «новой исторической тенденции» и модель новой архитектуры постсоветской интеграции, а возможно, и на «расширенном» после распада СССР евроазиатском пространстве защищалась и обосновывалась в ряде научных трудов и изданиях Академии социальных наук Национального общественного фонда[168]. Концепция евразийства содержит достойный потенциал, чтобы проявить себя не только для постсоветских стран, но для Запада после того, как он избавился от своего исторического соперника («мировой системы социализма») и сам стал испытывать (особенно после разразившегося глобального экономического кризиса) потребность в новой модели развития, добавим также, особенно коллективной, более надежной общеевропейской и евроазиатской безопасности.

Этот кризис показал также, что сама по себе глобализация не может сводиться только к однополюсному утилитарному глобализму, к установлению гегемонизма Америки над всем мегаконтинентом Евразии.