После череды военных переворотов наступил короткий период относительной стабилизации политической власти в странах Арабского Востока. На рубеже 1970-1980-х гг. вооруженные силы обрели новую роль защитника власти, а не ее основного соперника. В большинстве стран региона (за исключением Йемена, Судана и Мавритании) за последние тридцать с лишним лет военные не предпринимали попыток взять власть путем военного переворота. Во многом это было обусловлено логикой внутриполитического развития самих этих государств. Развитие многих арабских государств в этот период характеризовалось сосуществованием военных режимов и гражданской власти в виде своеобразных военно-гражданских коалиций. При этом военные продолжали играть ключевую роль в определении социально-политических процессов в арабских странах. Добиться этого удавалось во многом за счет централизации роли армии и органов безопасности в процессе эволюции политических институтов государства. В результате армия превратилась в особый институт государства, а военные были выведены из-под контроля общества. Армия и органы госбезопасности сумели утвердить себя едва не единственным институтом государства, способным гарантировать безопасность режима и обеспечить стабильность страны.
Поэтому в политическом плане лояльность армий больше соотносилась с режимом, нежели с народом, демократической системой или военной наукой. Исключением были страны, где армия позиционировала себя как защитник и гарант республиканского строя. Так, в Турции военные с самого начала «кемалистской революции» отождествляли себя с защитниками светского республиканского строя правления. В Сирии и Ираке военные были призваны защищать идеи баасизма, в Иране – идеи «исламской революции».
По мере развития и укрепления гражданских институтов в арабских странах их правители все больше стремились ограничивать влияние военных на внутреннюю и внешнюю политику своих государств. Применительно к реалиям арабских стран это означало поиск эффективных средств, способных удержать армию от вооруженного захвата власти[36]
. Одним из важных элементов политики властей по налаживанию сотрудничества с армией служили личные отношения арабских лидеров с национальными вооруженными силами. Бывшие президенты Египта X. Мубарак и Сирии X. Асад в свое время командовали военно-воздушными силами своих армий. То же можно сказать и о молодом поколении арабских руководителей. Нынешний король Иордании Абдалла II командовал войсками спецназа и, возможно, продолжил бы свою военную карьеру, если бы не стал монархом. Сирийский президент Б. Асад – врач по образованию, – когда потребовали обстоятельства, стал осваивать профессию военного, чтобы завоевать авторитет и поддержку в армии. В арабских монархиях Персидского залива, главным образом в Саудовской Аравии, наличие членов правящих королевских династий на высших постах в армии и спецслужбах являлось своеобразным контрольным механизмом, обеспечивающим лояльность армии и подчеркивающим ее особую роль в государстве. Несмотря на кадровые перемещения в саудовском руководстве после кончины короля Фахда летом 2005 г., новый монарх Абдалла и наследный принц Султан сохранили свои прежние посты в качестве главы Национальной гвардии и министра обороны соответственно. В большинстве конституций арабских стран имеются статьи, определяющие правовой статус вооруженных сил. Одновременно роль армии как важного института политической системы в арабских странах определилась также через наделение главы государства широкими военными и внешнеполитическими полномочиями.На рубеже XX-XXI веков военная карьера в большинстве стран Арабского Востока считалась традиционно престижной и даже выгодной с материальной точки зрения. Однако в результате развития образования и совершенствования технологической базы, с появлением новых профессий положение постепенно стало меняться. Молодежь, особенно с университетским дипломом, уже сдержаннее относилась к службе в армии. Социальный состав арабских армий все больше стал пополняться за счет рекрутирования в вооруженные силы молодежи из малообразованных, бедных слоев и наиболее преданных власти групп населения.