– Не было никакого выбора. Эта сторона единственно возможная, – произнес майор. Голос прозвучал сурово, Кира решила, что обидела его. – Марат Константинович знал моего отца. Когда того убили, помогал моей матери и мне тоже. Я считал себя обязанным ему. Даже гордился этим. Придумал себе, что выплачиваю какой-то долг. Даже наколку сделал, как у отца.
– Поруч? На одной руке. – Кира покивала. – У отца татуировки были на обеих руках?
– Да. Сам в это влез. Сейчас понимаю, что Фюрст воспользовался моей глупостью, манипулировал. Я в школу полиции поступил с его подачи, хотя хотел в строительный. Он всегда был рядом, чтобы посоветовать. Посоветовать то, что выгодно ему. Я к нему как к отцу, что ли, относился. Но я никогда бы не подумал, что он убийца. Он всегда такой спокойный, уравновешенный.
– Хладнокровный, жестокий, – добавила Кира.
Роман, соглашаясь, кивнул.
– Когда я уже в УВД работал, он никогда не просил чего-то невыполнимого. Но с каждым разом просьбы становились все больше похожи на приказы. То номера для него пробивал, то людей кое-каких. Ничего незаконного. Голема искал несколько раз. Но я его мельком видел. В основном возникшие по его вине неприятности заминал. А забирали Голема всегда люди Атаева. Я его по ориентировке не узнал. Он за последние полгода, с тех пор как я его видел последний раз, изменился до неузнаваемости. Другой человек. Татуировки эти, и зубы, и глаза. Я его живым-то в монастыре при захвате не узнал. Даже думал, это какой-то другой Голем.
Кира только кивала. Слушала не прерывая.
– Три месяца назад Марат Константинович позвал меня в Москву. С собой. Не позвал. Велел, – голос Романа выровнялся, зазвучал спокойнее. – И я не спорил. Убеждал себя, что мне это нужно. Он приказывал… Но что он убийца… Даже когда про Голема узнал, мне и в голову не пришло, что Марат Константинович мог быть убийцей. У него нет «Хаммера Аш один». Он бизнесмен. Зачем ему убивать людей? А Голем чокнутый. Марат Константинович с ним сам намучился. Его постоянно откуда-то доставали. То обдолбанного с карусели снимали, то из петли вынимали. Однажды он по парапету на крыше ходил, танцевал по краю. Я знал, что он больной. Когда понял, что он убийца… Я позвонил Атаеву сказать, что поймали Голема и его друг, или, уж скорее, подопечный, убийца. Думал, он подскажет, какие друзья у него есть, кто мог помогать с убийством, а он велел мне его выпустить. Подстроить побег. Он приказал и не допускал мысли, что я ослушаюсь. Я что? Новый Голем? В общем, я Григорию все рассказал… И подставил его. Фюрст его как свидетеля убрать хотел. Я бы стал следующим.
Кира помотала головой.
– Нет, Роман. Марат не понял, что ты Голема не выпустишь. И Самбурова убить у него есть еще причины.
– Почему ты не сказала, что догадалась о моем знакомстве с Фюрстом? Ты думала, я тоже убийца?
– Нет, Рома. Не думала. Ты не убийца. Я тебе еще у Монголина сказала, что ты не убийца. – Кира усмехнулась. – Это ты мог сомневаться, убийца ты или нет. Я знаю наверняка. Поруч убит в девяностые. Ты по возрасту не подходил. Я поняла, что ты сын того Поруча и тебя держат какими-то долгами отца. И я не сразу поняла, что Фюрст и Атаев один и тот же человек. Поэтому и не сказала.
Они помолчали.
– Тебя отвезти в гостиницу? Или ко мне? Еду привезу из ресторана, за твоими вещами съезжу. У меня хорошая ванная.
– Тебе бы сейчас застелить чем-нибудь сиденье. Я всю машину испачкаю, – вздохнула Кира. О том, что сможет отстирать платье, она даже не думала.
Он скинул с себя ветровку, потом под ее взглядом снял футболку и протянул ей. Кира невольно залюбовалась его телом. Потом вспомнила, что собралась замуж. Она переодевалась около машины. В дом Атаева больше идти не хотела.
По белому дну ванной текли красные ручьи, потом розовые, наконец, вода посветлела. Но сколько ни стой под душем, тяжести с души не смыть.
Она долго объяснялась с полковником Вольцевым. Тот недовольно сопел в трубку, но отчетливо проговорил: «Ты молодец, Кира Даниловна». Потом дозвонилась перепуганная Юнка, которая уже собрала у себя в номере совет по чрезвычайной ситуации из Тани и Вики. С утра всем скопом они собирались звонить Марине Викторовне.
Теплый Крымский бриз из распахнутого окна высушил волосы Киры, а она все ходила и ходила по комнате, завернутая в полотенце, не в силах отложить телефон. Она не могла сейчас остаться одна. Поэтому она не поехала в гостиницу. Поэтому не давала спать подругам, будто своими разговорами они могли разбить тревогу, которая ее одолевала. В соседней комнате у Романа работал телевизор, потом тихо, едва слышно, зазвучал джаз. Он постучал в дверь и без разрешения зашел к ней.
Эпилог
Ну вот, так она и знала! Сплошная дискриминация по половому признаку!
– Мужской шовинизм, – поддакнула Вика.
– Подумаешь, ерунда какая! – фыркнула Таня. – Руки целее будут. Тебе ими еще за пилон держаться! И мозги тоже. И у тебя синяк на ребрах! Нечего строить из себя воина на тропе войны!
– Наверное, он струсил, – неуверенно предположила Юнка и покосилась куда-то в сторону.