Она нетерпеливо егозила в старом протертом кресле, нестерпимо хотелось отсюда выбраться. В конце концов, в ее контракте прописан свободный график работы. Самбуров хмуро водил взглядом по комнате и присутствующим. Он уже оценил условия работы, и они ему не нравились.
– Родственникам Монголина сообщили? – начал он. – Татьяна Николаевна, найдите мне, пожалуйста, адрес домашний, рабочий. И все, что на него зарегистрировано. Недвижимость, авто, организации, телефон. Сегодня осмотрим, экспертов домой вызовите.
Татьяна Николаевна возмущенно задышала. Видимо, распоряжения Самбурова ей чем-то не угодили. Она поискала поддержки у Семенова, но ее призыв остался без внимания. Полковник что-то читал в телефоне и, не глядя, кивнул:
– Работайте.
– Офис «СтройКрыма» есть в Симферополе и Ялте. Не знаю, где он сам сидел. А вот дом его знаю. В Партените. Он жил один. Сын год назад в Канаду уехал со всей семьей. Поехали, я покажу. Потом в Ялтинский филиал можно съездить, – доложил Роман, не переставая улыбаться. Явный сангвиник, который и на собственных похоронах не сдержит веселья. Но сейчас его особенно развлекало все происходящее, особенно пыхтящая и сопящая Татьяна Николаевна.
– Поэтому его в розыск не объявляли, – кивнул Самбуров. – Некому искать.
Кира листала папку с делом. Фотографии первой жертвы она уже видела. Она сравнила их с фотографиями Монголина, которые сделала сегодня сама. Укусы действительно располагались на одних и тех же местах. Или убийца обладает хорошей памятью, или у них есть конкретный смысл. Она пролистала показания супруги, те действительно оказались очень путаными. Специалист по психопатологии так и не смогла на них сосредоточиться. И вообще хотела поговорить с ней сама. Окончательно убедившись, что не понимает смысла всех этих выхолощенных фраз, за которыми не просвечивает живой человек, она захлопнула папку. Татьяна Николаевна смотрела на нее в упор и в ожидании чего-то. Кира не понимала, что она от нее хочет.
– Документы после работы над ними следует класть на место. Место у нас вот там, в шкафу, – проговорила женщина самым любезным тоном, указывая на шкаф пухлой рукой.
– Обязательно, – очаровательно улыбнулась Кира и встала, бросив папку на кресло. – После работы и сложу. Я выйду ненадолго…
– А мы пока обсудим психологический портрет преступника? – произнесла Татьяна Николаевна. – Искать убийцу по конкретным признакам несколько проще, я думаю. Я поработала и составила портрет. Раз уж специалисту по психопатологии некогда.
Самбуров поднял голову от своего ноутбука так, будто ему что-то послышалось. Мотухнов поперхнулся кофе, который пытался допить, уже третий раз открывая стаканчик.
– Пожалуй, я останусь. – Глаза Киры просияли, и она вернулась в кресло, едва ли не с подобострастием уставившись на Корюхову.
Самбуров тяжело вздохнул. В его взоре читалось явное сочувствие, и относилось оно точно не к Кире. И только полковник Семенов воевал с кем-то в телефоне, он пропустил происходящее и, оглядев присутствующих недоуменным взором, решил, что его работа выполнена, следственная группа в сборе, на лицах отражаются глубокие раздумья, следовательно, рабочий процесс идет своим ходом. Полковник успокоился и, подняв палец вверх, будто только что припомнил важное дело, покинул кабинет.
– На левых руках обоих убитых татуировки. Они-то и есть основной триггер, на который реагирует преступник. Я думаю, что татуировка ассоциируется у него с детством. Скорее всего, с отцом, – начала Татьяна Николаевна, потому что Григорий не смог выговорить ни слова, только кивнул, чтобы она приступила к изложению своих мыслей. – У его отца наверняка тоже была татуировка на руке, а он вызывал у преступника любовь. После смерти отца он так и не смог смириться с утратой. И теперь, когда видит мужчин с татуировкой, он не может контролировать себя. Психоз начинает реализовываться как гиджил. Он кусает свою жертву, к которой в действительности испытывает любовь. Это известный факт, что самый характерный признак любви – это желание съесть.
– Я кино такое смотрел, – радостно вспыхнул майор Мотухнов.
– Вот и Татьяна Николаевна, похоже, насмотрелась чего-то, – пробубнила Кира.
– Это известный факт, – повысила голос новоявленный криминальный психолог. Голос сорвался на визг, выдавая нервное напряжение. – Любит – хочет съесть. Сначала кусает, потом теряет над собой контроль и переходит черту. Когда жертва умирает, он приходит в себя, осознает, что совершил убийство, и, естественно, пытается замести следы.
– А печень зачем вырывает? – уточнила Кира с совершенно каменным лицом, и только лихорадочно блестящие глаза выдавали ее веселье.
– Все хищники начинают есть своих жертв с ливера, в первую очередь вырывают сердце или печень. Кроме того, есть поверье у древних племен, что, съев своего врага или друга, ты вбираешь в себя его силу и удачу. А убийца, я так думаю, подобным способом хочет принять своего отца в себя и ощутить единение с ним. То, что начинается как невинный гиджил, перерастает в более сакральный ритуал.
– Что такое гиджил? – робко уточнил Роман.