Читаем Тригинта. Меч Токугавы (СИ) полностью

- Твоя спальня. - он распахнул дверь в светлую, просторную комнату. - Ванная здесь же. Дальше - моя половина. Спальня, гостиная, кабинет и так далее... Без приглашения не входить. Шучу. Налево - кухня, столовая, направо - библиотека, зимний сад...

Вспомнился наш домик. Тот самый, в котором я выросла у дедушки с бабушкой. Три комнатки, удобства на улице. Летняя кухня, огород, виноградник, беседка.

Дедушка в сером саржевом кимоно сидит за низким столиком. Перед ним - тонкая рисовая бумага. Одним росчерком беличьей кисточки, едва касаясь листа, он пишет моё имя. Два иероглифа: "прежде всего, красота..."

- Эй, ты чего зависла?

Я моргнула, отвела взгляд от панорамы за широким, во всю стену, окном.

- Нерпивычно. Я выросла в предгорьях: степь, затем яблоневые сады на холмах, за ними - заснеженные вершины... Здесь не так.

- Домой хочешь?

Я дернула плечом. Какая разница, чего я хочу?

- Пойду в ванну. Слушай... - я замялась. - У меня из одежды - только то, что на себе. У тебя стиралка есть?

Штаны пропитались кровью, куртка - грязью, на майку вообще лучше не смотреть.

- Твои обноски реабилитации не подлежат. Выброси всё. Я тебе что-нибудь подыщу.

- Ух ты! На довольствие, стало быть, определяешь? А паек? - он не поддался. Только голову опустил и, по-моему, посчитал до десяти.

- Иди уже, замарашка.

- На себя посмотри.

...Не отказала себе в удовольствии понежиться в ванне. С пеной, лосьоном, пахнущим сиренью, и морской солью. Погрузившись в горячую воду по самую шею, поняла, насколько чудесно это забытое ощущение.

В стае мылись, как придется: в речке, на колонке, из-под шланга... Зиму проводили на море - в тепле, но без комфорта. Точнее, это мне было неуютно спать на земле, есть из походной миски и мыться холодной водой. Марико, помниться, ради меня даже перешла на горячее питание: по вечерам мы разводили костер, что-нибудь варили в котелке или жарили на вертеле... В зависимости от добычи. У оборотней почти никогда не бывало денег, всё нужное доставалось охотой, обменом или шабашкой по случаю.

Я год не спала в постели, на простынях. И не принимала горячую ванну. Закрыв глаза, лежа в ароматной пене, чувствовала, как уходит усталость, мышцы расслабляются, а кожа наполняется влагой. Да, к хорошему привыкаешь быстро. Правильно сказал Тристан: замарашка. Золушки из меня не выйдет, разве что какая-нибудь сиротка - Марыся.

На кровати ждала шелковая пижама. Черная. Мой новый друг, я смотрю, не отличается фантазией в выборе цветов.

...Штаны пришлось затянуть поясом, чтобы не спадали, а куртка сделана, как кимоно. Дедушка носил кимоно, саржевые или бумазейные - летом, простеганные сашико - зимой. Никодим носил халат пао или рубашку ханьфу... А вот Яррист предпочитал белоснежные сорочки из сидхейского хлопка - того, который чуть царапает кончики пальцев. И костюмы вампирских брэндов: Манчини, Борджа или Сфорца. Это когда вылезал из своего любимого камуфляжа.

Сашка, да и другие оборотни в стае, довольствовались кожаными косухами и джинсами, а меня Марико научила носить короткие замшевые юбочки с бахромой и ковбойские сапожки... Она же заставила отрастить волосы, которые Никодим стриг мне сам, портновскими ножницами, "под мальчика".

Надеть кимоно было всё равно, что заглянуть домой. Всего на минутку: заглянуть в комнаты, почувствовать родной запах...

На глаза навернулись слезы. В сто пятьдесят четвертый раз представила, как бы сложилась моя жизнь, не погибни дедушка с бабушкой.

Я могла бы стать художницей. Друг дедушки, дядя Улукбек, говорил, что у меня прирожденный талант к технике сумиё-э. Никодим тоже говорил, что у меня талант. Но не к рисованию.

Если бы я могла изменить судьбу! Завести нормального парня, уютный дом... Но будем смотреть правде в глаза: я - киллер. Я не должна быть ни с кем. Потому что... Потому что, стоит мне расслабиться, почувствовать вкус к жизни, как случается что-нибудь плохое и всё рушится.

Так было, когда я потеряла стариков. Так было, когда я наконец простила Никодима и поняла, что отныне моя семья - это он; Так было, когда я вообразила, что Яррист любит меня. Так было, когда я поверила, что смогу быть счастлива в стае оборотней...

- Эй, ты что, спишь? Зову, зову, а она и ухом не ведет. - я незаметно вытерла слезы. - А чего глаза на мокром месте?

- Мыло попало.

- Ага, конечно... - он скептически сморщил нос. - Ладно, не дрейфь. Я поесть приготовил, а потом... - он внезапно отвернулся.

- Что?

- Суп с котом.

Никак я не могу понять этого сидхе. То он милый, почти что друг, а то... Вот, как сейчас. Я расклеилась, а он, вместо того, чтобы утешить, надулся, как жаб.

Пока я плескалась в ванне, Тристан приготовил пасту с шампиньонами. Интересно, а где он продукты взял? Или у него вечный запас в морозилке? Ладно, на халяву, как говорится... А вообще недурно. Готовить он умеет.

- А почему сам не ешь?

- Сыт.

- И когда успел?

- Не твоя забота.

Я отложила вилку. В конце концов, что я такого сделала?

- Послушай, я могу уйти прямо сейчас, если ты передумал. Просто скажи.

Он невесело усмехнулся.

- Так и пойдешь, в моей пижаме?

Я дернула плечом и усмехнулась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза