Триглав, Триглав

Полковник фон Берг был известен среди сослуживцев не только крутым нравом, но и неистощимым оптимизмом. Он долго непоколебимо верил в счастливую звезду фюрера. Верил, несмотря на поражения и неудачи. Да и как было не верить? Ведь с фюрером он достиг всего, о чем мечтал, - почета, власти и денег. Берг держал в страхе весь край, он был неутомим в поисках врагов рейха и беспощаден к ним.

Но последние месяцы принесли крушение его надеждам. Еще командуя значительными силами, он чувствовал, что не в состоянии предотвратить катастрофу. Он мог судить, убивать, сжигать целые села, мог разбить ту или иную партизанскую часть и изо всех сил старался делать это, но в то же время сознавал, что все это - не то, не главное, что, какие бы меры он ни предпринимал, желательных результатов они не дают. Накатывалась волна, которая грозила захлестнуть оккупантов. Уверенность фон Берга в благополучном будущем пошатнулась, и в письме своему другу он откровенничал:

"Я очень устал, мой друг. В этой проклятой стране всякий истинный немец чувствует себя скверно. Наше несчастье не только в том, что против нас идут местные жители, но и в том (а это особенно прискорбно), что и среди нас есть такие, кто льет воду на мельницу врага. А враг - всюду. У стен и то есть уши. Что скрывать: партизаны нас извели. Это - как божья кара. Вы пророчите мне генеральский чин и губернаторство в этом городе, а меня, ей-богу, это вовсе не занимает, гораздо важнее здоровье... Никому не известно, чем все кончится... Встретиться бы нам с вами, вспомнить веселые дни, проведенные вместе".

Так писал фон Берг другу, собутыльнику прежних лет. Но среди офицеров и солдат полковник старался держаться бодро, что, впрочем, ему не всегда удавалось. Герр фон Берг стал еще грубее в обращении. Стоило подчиненному чуточку провиниться, как он свирепел, и не было снисхождения даже любимчикам...

Тем ранним утром господин полковник поехал в Чанду на совещание с командным составом подчиненных ему войск. В Чанде его встретил подтянутый, рослый начальник штаба.

- Я хочу посвятить вас, капитан, в одно очень серьезное дело, - сказал полковник. - Желательно, чтобы среди офицеров не затесались болтуны. Недавно один наш батальон пострадал из-за такого дурака.

- Господин полковник, вы знаете наших офицеров, - заметил капитан. Можете быть спокойны.

- Я верю вам, однако осторожность никогда не мешает. Найдите для совещания подходящую комнату. Вы меня понимаете?

- Понимаю, господин полковник.

Комнату, предназначенную для секретного совещания, подготовили соответствующим образом. На стенах повесили портреты Гитлера и Геббельса. Каждый сантиметр стен был осмотрен и прощупан. Начальник штаба назначил строгую охрану. В смежных комнатах и коридорах поставили часовых.

В три часа дня комната наполнилась офицерами.

Полковник, проверив лично, хорошо ли закрыты окна и двери, открыл совещание. Ознакомив офицеров с секретным приказом командования, он сказал:

- Господа, тот, кто пал духом и проявляет пессимизм, - враг фюрера. Фюрер уверяет нас, что, несмотря на временные затруднения на фронтах, победа будет за нами. Мы верим фюреру! Гот мит унс!* И, вторя полковнику, кто-то слабым, унылым голосом проговорил:

______________

* Гот мит унс! - С нами бог! (нем.)

- Гот мит унс.

Офицеры, вздрогнув, растерянно переглянулись. Фон Берг окинул их свирепым взглядом.

- Кто это бормочет?

Офицеры молчали.

- Кто-то осмелился меня передразнивать?

Не то что передразнивать - головы поднять офицеры не смели.

- Что за игра? С ума посходили, что ли? Признайтесь, кто говорил? За признание не накажу, но будет хуже, если виновника найду сам!

И опять в комнате послышался загробный голос:

- Гот мит унс...

Офицеры не верили своим ушам.

- Встать! - заорал фон Берг.

Все встали.

- Я сейчас покажу этому идиоту, во что обойдется ему такая шутка.

Выстроив офицеров в одну шеренгу, полковник сверлил каждого тяжелым взглядом. И в то самое время, когда он заглядывал в растерянные лица участников злополучного совещания, как гром среди ясного неба, отчетливо прозвучали грозные слова:

- Смерть фашизму!

Фон Берг подскочил как ужаленный. Ему стало стыдно своих подозрении, растерянности и вспыльчивости.

- Господа, это вражеская проделка! Приготовьтесь!

Офицеры заметались, не зная, что предпринять. Они осматривали потолок, заглядывали во все углы, в окна. Нигде - ничего...

Полковник бросил на капитана яростный взгляд и что-то ему сказал. Капитан стремительно выскочил в коридор. Дежурные в смежных комнатах переполошились, рассыпались по всему зданию, по двору.

Немного спустя капитан вернулся, доложил:

- Ничего подозрительного, господин полковник!

Фон Берг онемел от злости. Может, впервые в жизни он, участник ожесточенных сражений, прошедший, казалось, огни и воды, до такой степени чувствовал себя бессильным. Даже песня о Тельмане, которая зазвучала однажды перед окопами его батальона, не поразила его так, как этот спокойный, леденящий душу, неведомо откуда идущий голос.