Трикстер, Гермес, Джокер

ЭММЕТ: Сэр, имейте в виду, он употреблял наркотики еще с колыбели. То что он считает за правду, частенько даже близко не лежало.

ЭЛВУД: Ты чего нарываешься, Эм? Мы с тобой чуть не поймали космического шпиона, а ты не хочешь сорвать за это бабок. У тебя что, еще башка в порядок не пришла? Да что говорить, башка всегда была твоим слабым местом. Помнишь, нам было по семь, когда рыжая девчонка Симмонсов дала тебе по балде за то, что ты тряс перед ней своим ого-го? Помнишь, нет? Вот тогда у тебя крышу и снесло…

КЕЙЕС: Я не сомневаюсь, что у вас было прекрасное детство, но меня гораздо больше интересует то, что произошло сегодня утром на девяносто пятой трассе.

ЭЛВУД: Ну ладно. Вот чего произошло. Мы с Эмметом ехали в Рено поискать какой-нибудь работы…

ПИБИ (Кейесу): Машина была вчера угнана в Фениксе. Мы получили описание и номера по нашей секретной линии с запада Феникса, но она уже в государственном розыске.

ЭЛВУД: Без машины работы не найдешь.

КЕЙЕС: Ладно, забудьте про машину. Считайте, что этого не было. Продолжайте.

ЭЛВУД: И вот едем мы уже с час после того, как солнце встало, и вдруг видим на обочине этого парня. Голову свесил на грудь, лицо руками прикрывает. Мы с Эмом подъехали посмотреть, все ли с ним в порядке. И скажу вам, с этим парнем — Герман его звали — все было очень даже хреново! Мы это сразу поняли. Во-первых, на нем были туфли для боулинга — ничего так, посреди степи, в кустах, и в туфлях для боулинга? И такая же рубаха. Мяч для боулинга у него тоже был с собой, а еще узелок и отличный кейс. Странно как-то. Не то боулер, не то деревенский пацан, не то банкир. А еще странней было то, что он плакал! Не то, чтобы прямо «у-уу», но глаза были красные, как дедушкины панталоны, и щеки мокрые. И что еще…

КЕЙЕС: Как он выглядел? Возраст? Рост? Цвет глаз?

ПИБИ: Об этом мы уже расспросили; вы получите его описание вместе с описанием машины. Я могу вам быстро пересказать.

КЕЙЕС: Быстро.

ЭЛВУД: Так вы слушаете? Я еще не рассказал, что было самое странное…

ПИБИ (Кейесу): Возраст — двадцать-двадцать пять, рост — шесть футов, вес — сто шестьдесят-сто восемьдесят фунтов, голубые глаза, темные волосы, шрам на правом виске, одет как описано.

КЕЙЕС: Белый?

ПИБИ: Да, сэр. Прошу прощения.

ЭММЕТ: Да это он нарочно тебя подкалывает. Голубоглазых негров или латиносов поди поищи.

ЭЛВУД: Так вы будете слушать?

КЕЙЕС: Да, да, конечно. Итак, он плакал…

ЭЛВУД: Да так, что я даже спросил, чего, мол, случилось. А он говорит: «Я вспомнил сон, который видела моя мать, когда я был в ее утробе». Ниче? Парень думает, что помнит, чего там снилось его мамаше, когда она его ждала. Мы с Эмметом не сказать, чтобы здорово ученые, но тут и полному дураку было б ясно, как день, что парень не в себе, может, даже и из дурдома сбежал. И глаза у него были как у психа, совсем стеклянные и смотрят не пойми куда, и весь он был какой-то убитый. Такой убитый, что мы с Эмом предложили ему поехать с нами.

КЕЙЕС: Насколько настойчиво предложили? Я хочу сказать, он сел в машину добровольно?

ЭЛВУД: Так точно, настойчиво. Сказали, что даже на бензин с него не возьмем. Мы с Эмом были с ним весьма учтивы.

ПИБИ: Покороче. Без лишних отступлений. Просто — что произошло.

ЭЛВУД: Короче, едем мы, треплемся с этим парнем — братец Эм за рулем, я рядом, этот ненормальный Герман сзади, просто болтаем, я его спросил между прочим, что у него в сумках и в кейсе, так, из интереса. А он и говорит, что, мол, в узелке у него одежда и всякое барахло, в сумке для боулинга гриль, а в кейсе двадцать тысяч баксов наличными. И вот…

ЭММЕТ: Эл, ты болван. Он сказал граль, а не гриль.

ЭЛВУД: Мы с Эмом проспорили все утро, но я все равно считаю, что он сказал гриль — такая штука, на которой мясо жарят. Мне оно тоже показалось странным, что он засунул какой-то супермаленький гриль в сумку для боулинга, тем более, что выглядела она так, будто в ней никакой не гриль, а обычный шар. Я его потому и спросил: не покажет ли он нам этот гриль. А он говорит: мол, чтобы на этот гриль посмотреть, это надо еще заслужить. Ну ладно, говорю, а деньги ты нам можешь показать, двадцать-то тысяч? И провалиться мне на этом месте, если он не сказал: «Да пожалуйста» и не открыл этот свой пижонский чемодан. Мать моя, я столько денег в жизни не видал. Тут я посмотрел на Эма, а Эм посмотрел на меня. Мы с Эмом всю жизнь бедные были, с тех пор, как родители наши умерли…

ПИБИ: Элвуд, короче! Разболтался, как…